В глухой предрассветный час закутанная в черную мантию с головы до пят фигура крадучись поднималась по старой деревянной лестнице, привычно стараясь избегать самых расшатанных скрипучих ступеней. Большой дом спал, но у черного человека явно были свои дела, сохранить которые предполагалось в полной тайне. На самом верху темный силуэт остановился перед маленькой дверцей, ведущей на давно неиспользуемый чердак. Повернулась массивная ручка, и дверь распахнулась совершенно беззвучно – старые петли были заранее обильно политы маслом. Человек скользнул внутрь и, чиркнув спичкой, зажег толстую длинную восковую свечу, стоявшую в высоком напольном канделябре возле двери. В неверном колеблющемся свете стало видно, что чердак вовсе не заброшен: здесь не было ни обычных для подобных мест паутины и пыли, ни старого хлама, который выбросить жалко, а использовать уже невозможно.
Большое квадратное помещение практически пустовало, если не считать нескольких невысоких шкафчиков с разномастными книгами, притулившихся у дальней стены и большого стола, покрытого дорогим черным бархатом, ниспадающим тяжелыми складками до самого пола. На широкой столешнице стояли несколько свечей в массивных бронзовых подсвечниках, громоздились потрепанные старинные фолианты, и в центре, на подставке из черного дерева, покоился большой хрустальный шар. На чисто выметенном дощатом полу ровно посередине комнаты чем-то красным была начертана большая пятиконечная звезда, на вершинах лучей которой располагались толстые граненые свечи темного воска. Весь пол был исписан странными алыми рунами отталкивающего вида, свободным оставался лишь круг посередине пентаграммы. Туда-то и направилась темная фигура, ее длинная черная мантия с сухим шелестом волочилась по полу. Встав в центре, не откидывая капюшон, человек воздел руки к потолку. Свечи, как по команде, с шипением вспыхнули. Тусклые красные линии начали постепенно разгораться, приобретая цвет раскаленного железа. Хрустальный шар на столе зарделся изнутри багровым, в нем заклубились кроваво-красные всполохи.
Внизу хлопнула дверь, чьи-то босые ноги прошлепали по коридору, послышался шум сливаемой воды. Темная фигура вздрогнула, теряя концентрацию. Пентаграмма мигнула и погасла, огонь свечей словно задул порыв холодного ветра, шар на столе померк, бушующее внутри него пламя сменилось постепенно истаивающим дымным облаком. Черный человек опустил руки и раздраженно повел плечами. Нет, определенно надо под любым предлогом отослать домашних – впереди предстояло провести несколько самых важных ритуалов, еще одна подобная осечка могла испортить все эти долгие годы подготовки. А еще не помешало бы завербовать какого-нибудь не слишком любопытного болвана, научив его паре эффектных фокусов из мира Инферно, в обмен на черную работу, вроде переноски всех этих тяжеленных томов или подготовки места проведения ритуалов… Ничего, времени еще было предостаточно.
Пако сидел за письменным столом в своей скудно освещенной мансарде, вперив пустой взгляд в окно, выходящее на неширокую прямую улицу, в конце которой, если присмотреться, был виден краешек океана. В Доностии снова лило как из ведра, крупные капли неспешно стекали по оконному стеклу, рисуя причудливые мокрые дорожки; время от времени сильный порыв ветра подхватывал их и уносил прочь в туманную хмурую даль. Это было не очень типично для середины августа, и навевало тоску.