Он простой, узкий. Крашенный черной краской и крытый лаком. Черный цвет блестит и переливается на солнце.
В нем – тайна. Какая? Тайна его сути. Об этом рассказ.
В нем удобно хранить книги. Там и было их место. В этом шкафчике. Тех самых немногочисленных книг, к которым прикасался Паустовский.
Вы видели портреты Константина Паустовского?
Строгий, монашеский, иконный лик.
Таким он и был. Скромным отшельником, влюбленным в природу… Знающим: смерть рядом. Впалая грудь. Болезненный, изматывающий кашель.
Квартиру в сталинской высотке, самой близкой к Кремлю, на Котельнической набережной, он не просил. Ее дал Сам. Он вообще для себя ничего не просил. Тем более у власти.
Мебели в то время в квартире почти не было. От этого она казалась огромной, пустынной, как королевские залы. Высилась потолками и «высокими» соседями.
Не то, что сейчас. Нет, соседи остались. И потолки тоже. Только квартира вся заставлена антикварной мебелью, картинами и всеми теми мелочами, которыми спустя десятилетия обрастает любой семейный, любимый дом.
Эта квартира так и осталась писательской. По наследству она перешла Галине Арбузовой, приемной дочери Паустовского. Родной – драматурга Алексея Арбузова и Татьяны Евтеевой, актрисы театра им. Мейерхольда, второй и самой сильной любви Паустовского.
Муж Галины Арбузовой – известный писатель, кинодраматург, основатель киностудии «Глобус» Владимир Карпович Железников. Большинству читателей и зрителей он знаком повестью «Чучело» и одноименным фильмом, снятым по ней.
Владимир Карпович и рассказал мне историю про этот самый шкафчик, когда я была у него в офисе киностудии, на Чистых прудах.
Я сидела тогда напротив него, маститого мэтра, слушала и рассматривала его лицо, руки, весь спокойный, вдумчивый облик. Аристократ духа. Человек, умеющий думать. А это очень, очень много в наши дни, когда люди отучились это делать. Зачем? Все решено за них. Для них. Так элементарна связь между людьми… и так тонка… Так цементно неизменны разговоры, действия, отношения… штампы, штампы, штампы… будто шаблоны SMS: «я скоро буду», «Поздравляю!», «Сможете подождать?», «Привет!», «Счастливого пути!», «Когда встретимся?»…
Сидела и смотрела. Ему восемьдесят. Бледное лицо уставшего от жизни человека, не ждущего от нее новостей, но держащего себя натянутой струной… Вдумчивый, внимательный взгляд. Тонкий. Проникновенный. Доброжелательный.
Тихий неторопливый голос. Таким голосом можно рассказывать сказки.
…Почему Константин Георгиевич купил этот шкафчик? Может быть потому, что он был простой. Скромный черный шкафчик. Удобный. Книг немного – все войдут. Пожалуй, уже тогда, в пятидесятые, его можно было считать антикварным. Ведь все, что перешло рубеж 1917 года и выжило, сохранилось, было словно с иной планеты. Было оттуда, из-за революции, из-за ее Рубикона… Шкафчик этот выжил.
…Был момент в жизни писателя, когда ему могли бы дать Нобелевскую премию. Не дали. Хотя он, именно он, как никто, был достоин ее. Стоит открыть любую его книгу и прочитать несколько строк, как понимаешь: такого истинного знания русского языка – поискать – не найдешь. Он вчувствовался в исконный смысл слов. Его проза – на самом деле поэзия…