Казан лежал молча и неподвижно, положив серый нос между двух передних лап и полузакрыв глаза. Менее безжизненной не могла бы показаться даже скала: в нём не дрожал ни один мускул, не шевелился ни один волосок, он не мигал ни одним глазом. И всё-таки каждая капля дикой крови в его прекрасно сложённом теле волновалась так, как ещё ни разу в его жизни; каждый нерв, каждый фибр в его удивительных мускулах был натянут, как стальная проволока. На четверть – волк и на три четверти – ездовая собака, он уже четыре года прожил в самой дикой обстановке. Ему знакомы были муки голода. Он знал, что такое жестокий мороз. Он умел вслушиваться в жалобный вой ветров, дувших в долгие арктические ночи вдоль Барренса. Он слышал рёв потоков и водопадов, и его не раз засыпало снегом в величественной сумятице зимних бурь. Его шея и бока были все в шрамах от драк, и глаза у него были красны от яркого блеска снегов. Его назвали Казан, что значит Дикая Собака, потому что он представлял собою среди других собак гиганта и был так же бесстрашен, как и те люди, которые ехали на нём, побеждая опасности полярных стран.
Он никогда не знал страха, – но только до последней минуты. Он ни разу в жизни не ощущал в себе желания бежать от опасности, даже в тот ужасный день, когда ему пришлось сцепиться в лесу с громадной серой рысью и загрызть её. Он не знал, что могло бы его испугать, но отлично понимал теперь, что находился в каком-то другом мире, в котором было множество поводов для того, чтобы удивиться и испытать настоящий страх. Таково было его первое впечатление от цивилизации. Ему хотелось, чтобы его хозяин как можно скорее вернулся к нему обратно в эту странную комнату, в которой так надолго оставил его одного. Это была комната, обставленная какими-то неприятными предметами. Со стен смотрели на него странные лица, но они не двигались и не говорили, а уставились на него с таким видом, какого он ещё ни разу не замечал у людей. Он помнил, как однажды его хозяин лежал неподвижно на снегу, закоченев от холода, а он сам в это время сидел на задних лапах, смотрел на него и жалобно выл от предчувствия летавшей вокруг них смерти; но эти люди на стенах смотрели как живые, а казались покойниками.
Вдруг Казан насторожил уши. До него донеслись шаги, а затем и отдалённые голоса. Один из голосов был его хозяина. А другой вдруг заставил его задрожать. Однажды, когда-то давным-давно, когда он был ещё щенком, так что это могло бы даже показаться сном, он слышал чей-то смех, каким обыкновенно смеются девушки, тот самый полный радостного счастья и какой-то удивительной ласковости смех, который заставил теперь Казана поднять голову, когда эти двое вошли. Он уставился на них, и его красные глаза вдруг вспыхнули. Он тотчас же понял, что эта девушка была дорога для его хозяина, потому что тот сразу же её крепко обнял. Когда вспыхнул огонь, то Казан увидел, что у неё были очень светлые волосы, здоровый, розовый цвет лица и ясные, голубые, точно васильки, глаза. Увидев его, она вдруг вскрикнула и бросилась к нему.
– Осторожнее! – крикнул мужчина. – Он опасен! Казан…