Читать Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

Бет, которая о том просила и теперь получает с любовью

Лорд Пастерн-и-Бэготт

Леди Пастерн-и-Бэготт

Фелиситэ де Суз – ее дочь

Достопочтенный[1]Эдвард Мэнкс – двоюродный кузен лорда Пастерна

Карлайл Уэйн – племянница лорда Пастерна

Мисс Хендерсон – компаньонка-секретарша леди Пастерн

Слуги в особняке на Дьюкс-Гейт:

Спенс

Мисс Паркер

Мэри

Миртл

Гортанз

Уильям Дюпон

Оркестр «Морри Морено и его Мальчики»:

Морри Морено

Хэппи Харт – пианист

Сидни Скелтон – барабанщик

Карлос Ривера – аккордеонист

Цезарь Бонн – управляющий ночным клубом в «Метрономе»

Дэвид Хэн – его секретарь

Найджел Батгейт – журналист «Ивнинг кроникл»

Доктор Оллингтон

Миссис Родерик Аллейн

Уголовно-следственный отдел Нового Скотленд-Ярда:

Старший инспектор Аллейн

Инспектор Фокс

Доктор Кертис

Сержант Бейли – дактилоскопист

Сержант Томпсон – фотограф

Сержанты Гибсон, Маркс, Скотт, Уотсон и Солис

Прочие полицейские, официанты, оркестранты и т. д.

От леди Пастерн-и-Бэготт

племяннице ее мужа мисс Карлайл Уэйн

3, Дьюкс-Гейт

Итон-плейс

Лондон, ЮЗ1

«Дражайшая Карлайл!

Мне было сообщено – в лишенной логики манере, характерной для высказываний твоего дяди, – о твоем возвращении в Англию. Добро пожаловать домой. Возможно, тебе будет интересно узнать, что я воссоединилась с твоим дядей. Побудила меня целесообразность. Твой дядя намеревается передать поместье Глоучмер государству и потому вернулся на Дьюкс-Гейт, где, как ты, вероятно, слышала, я живу вот уже пять лет. В послевоенные годы мне пришлось жить под его крышей с членами одной эзотерической центрально-европейской секты. Твой дядя даровал им – как выразились бы в колониях – право проживания, надеясь, без сомнения, вынудить меня вернуться на Кромвель-роуд или под кров моей сестры Дезирэ, с которой мы ссорились всю жизнь.

Прочие иммигранты-насельники были возвращены в соответствующие страны, но секта осталась. О характере ее можно составить достаточное представление по тому, что они умудрились перенести в бальный зал несколько валунов, что их церемонии начинались в полночь и проводились с антифонными криками, что положения их веры как будто воспрещали пользоваться водой и мылом, равно как и остригать волосы. Полгода назад они отбыли в Центральную Европу (я никогда не осведомлялась, куда именно), и я осталась полноправной хозяйкой особняка. Приказав его вымыть и выскоблить, я приготовилась к безмятежной жизни, но вообрази мое разочарование! Безмятежность оказалась невыносимой. Сдается, я приспособилась к гвалту и столпотворению по ночам. Я привыкла встречать на лестнице личности, более всего подходящие на роль грязных мелких пророков. Я уже не могла выносить тишину и ненавязчивое присутствие слуг. Коротко говоря, мне стало одиноко. А в одиночестве размышляешь над собственными ошибками. И я задумалась о твоем дяде. Неужели непостижимое способно наскучить? Сомневаюсь. Когда я вышла замуж за твоего дядю (ты, думаю, помнишь, что он тогда был атташе вашего посольства в Париже и частым гостем в доме моих родителей), я уже была вдовой, а потому не jeune fille