Вот уже неделю на Москве трещали лютые морозы, каких не помнили даже старожилы. Повсюду по городу были выставлены бочки, в которых горели дрова, даруя прохожим и стрельцам, охранявшим порядок, тепло и свет. Борис Годунов с супругой Марией Григорьевной, отцом которой был знаменитый Малюта Скуратов, и дочерью Ксенией вышел из собора после молитвы, кутаясь в соболиную шубу.
Он усадил близких в повозку и приказал вознице:
– Поторопись, Степка!
– Да уж придется, Борис Федорович. Небо-то чернее тучи. Как бы вьюга колючая не налетела. Да и кони подзамерзли, хоть и не стояли на месте, – ответил тот.
– Много слов, Степан.
Годунов кивнул посадским, которые проходили мимо, признали в нем ближнего родственника царя Федора Ивановича и поклонились. Он сел в повозку напротив Марии и дочери.
– Стужа сильная. – Борис повел плечами. – Хорошо, что ветер слабый.
– Холодно, – согласилась Мария, – дома сейчас хорошо. Как ты чувствуешь себя?
– Ничего, слава богу!
– Отлежаться бы тебе.
– Отлежусь, когда можно будет.
– Не жалеешь ты себя.
– Не то время, Маша, и тебе это ведомо.
Мария вздохнула и сказала:
– Как бы беде большой не быть. Слишком уж высоко задумал ты подняться. А это многим не по нраву, Борис, имеющим силу и на Москве, и по всей России.
– Но главная сила – царь Федор – все же за мной! И давай, Мария, закончим этот разговор. Не след жене в дела мужа лезть.
– А на плаху идти вместе след?
– Да что ты завелась? Помолчи, мне подумать надо.
– Ох уж мне эти думы. – Мария Григорьевна замолчала, прижала к себе восьмилетнюю дочь.
Повозка шла ходко и вскоре остановилась у парадного крыльца богатого дома семьи Годуновых.
Борис отпустил возницу, с семьей поднялся в дом, там скинул шубу и шапку на руки слуге, расстался с женой и дочерью и прошел в малую залу, где обычно принимал людей знакомых, нужных. Там он присел в деревянное кресло, похожее на трон, сделанное по его заказу владимирскими мастерами. Годунов любил это кресло, удобное, высокое, позволяющее чувствовать свою значимость, глядеть на гостей прямым взором, а не снизу вверх.
Когда Борис садился в это кресло, он чаще всего думал о настоящем троне, престоле государя всея Руси. Все его мысли были о том, как стать таковым.
Годунов спешил домой не только потому, что на улице стояла стужа, мороз пробивался даже под полы и в рукава шубы, кусал лицо. Сегодня ему предстояло заняться одним неотложным делом. Формальным правителем России был царь Федор Иванович, сын Ивана Грозного, муж Ирины, родной сестры Годунова. Фактически же вся власть принадлежала Борису.
Дел у него было много. Но это являлось особенным. От него во многом зависела дальнейшая судьба Годунова, мечтавшего воплотить в жизнь свои поистине грандиозные планы.
За окном закружилась метель. Она подвывала голодной волчьей стаей, навевала невеселые думы. Годунову с утра недужилось, оттого и не было настроения. Временами тревога вдруг сжимала грудь ледяным обручем, обрывалась где-то внизу живота противной, ноющей, тупой болью. Отчего это?
Не оттого ли, что ночью Борису привиделся кошмарный сон. Иван Грозный восстал из могилы и грозил ему монашеским посохом. Его синюшные губы извергали проклятия. Годунов проснулся в холодном липком поту, крестился, отгоняя видение. Иван испугал его и исчез.