«Последние десятилетия Святейший Синод истово вытравлял всякую память о богинях Фрёйе и Фрейне. И только Обожжённые республики ревностно держались за пережитки прошлого. Но вера Синода крепка: когда Винтерквельд покорится, старые боги обратятся в прах».
Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде
Горн ярко пылал в темноте. Оранжевые отсветы мерцали на старом дереве кузницы; на железных крюках блестели инструменты. Стейнеру здесь нравилось: пахло раскалённым металлом и угольной пылью; сладко ныли натруженные мышцы; заготовки нетерпеливо ожидали своей очереди, а законченные – наполняли радостью. На стенах красовались его творения: небольшие ножи, кастрюли и сковороды, молотки и косы. Коллекцию дополнял чудной серп.
Наковальня пела, пока Стейнер опускал молот на раскалённый добела металл. Пот заливал глаза, струился по спине. Кузнеца переполнял восторг – наслаждение от созидания, ликование творца.
– Ну, довольно, – велел отец. – Ты, кажется, задумал меч. Имперцам такое не по вкусу.
– Позволь закончить, – с усмешкой попросил Стейнер. – Обещаю после расплавить.
Задор сына передался Мареку, и он невольно улыбнулся.
– Здорово же меч способен ударить в голову…
– Не обязательно бить по голове, – пожав плечами, хмыкнул Стейнер.
– Я про владение мечом, болван, – фыркнул в ответ отец. – Это даёт уверенность и превосходство.
Одобрения в его голосе не слышалось.
– Откуда в Циндерфеле взяться превосходству и уверенности? – удивился Стейнер. Упоение работой постепенно угасало, не помогал даже обжигающий жар кузни.
– Ниоткуда. Поэтому я сюда и переехал. – Марек размял могучие плечи и потёр обезображенную шрамами руку ладонью, на которой рубцов было не меньше. – Всё, довольно на сегодня.
Они вышли в серый сумрак. Циндерфел всегда хмурился. Отголоски войны с драконами – так говорили имперцы: чудовищные твари на долгие годы обожгли небо над континентом.
– Вечно эти тучи, – возмутился Стейнер, ёжась на холодном ветру.
– На юге всё иначе, – заметил Марек. – В Шанисронде солнце редко прячется.
– Скажи ещё, что драконы до сих пор существуют, – усмехнулся молодой кузнец.
Отец покачал головой.
– Уж об этом Империя позаботилась. Попадись к ним в лапы…
– …живым не уйдёшь, – закончил Стейнер, потирая челюсть.
Мозолистые пальцы всё ещё с непривычкой трогали щетину. Мягкий подростковый пушок сменился жёсткой растительностью.
– Так давай купим повозку, соберём пожитки и махнём в Шанисронд.
Следом за отцом он обвёл взглядом городок, что приютился у подножия крутого склона на побережье. Крохотные окна домишек закрывали тяжёлые ставни, пропитанные солью; на соломенных крышах зеленели пятна мха. Угрюмый край – царство свирепой природы.
– Не очень-то дружелюбное местечко, – признал Марек.
– Так давай уедем.
Боль судорогой исказила лицо отца, и Стейнер тут же пожалел о своих словах. Они молча постояли под низким серым небом. Марек смотрел на беспокойное море – то ли искал что-то среди волн, набегающих на каменный пирс, то ли молил их о чём-то.
– Ты всё ещё её ждёшь?
Отец кивнул, хотел заговорить, но раздумал и вернулся в кузницу.
– Мы делали серп на прошлой неделе, ты его продал? – спросил Стейнер, чтобы увести тему от потерянной жены и утраченной матери.