Стоит во дворе седой старикан —
Брежневский истукан.
Почти все спят. Горит, как прожектор в кино,
Единственное окно.
Здесь так тихо, я даже слышу, как зомбоскоп
Шумит и крупным планом потрошит укроп.
В гостях у хозяйки хандра и сплин.
Такова жизнь в стёклах витрин!
Под луной городские облезлые мыши
Играют в котов на крыше.
Там нет никого их выше.
Они цари и боги района, слышишь?
Всё очень просто: в мясо и кости
Глубоко проник дух девяностых.
А я, интеллигент, соблазну поддался
Да мысленно наверх к чужакам взобрался.
Я помню эту улицу и этот двор.
Они заросли бурьяном с недавних пор.
Мэр обещал их враз замостить,
Но, видно, не стоит больше тревогу бить.
Я вижу здесь позитивный момент:
Приличный воздвигли монумент
За авторством конторского дурака
Чьей-то бесхозяйственности на века.
Я помню твой двор – на глаз и вкус он ужасен.
Но для тех, кто купался в Стиксе, он безопасен.
И даже если станет богатой держава,
Не увянет его боевая слава.
Через день там сойдутся шансонье и рэппер
(Согласись, что ещё может быть нелепей?),
Через два про твой дом и родную шарагу
Споёт их устами радийный шлягер.
Этот город – восьмое из известных чудес.
Зазеркалье, что создал Кэрролл, реально есть.
Ты – Алиса, а кто-то – Чеширский кот.
Кто-то будет Кроликом. Вот.
Некто вечный включил телевизор и сбил контраст.
Вот тебе Уезд-Сити и рядом разваленный пласт.
Вот тебе и блеск страны, и нищета,
И каменное тело на куске асфальтного щита.