Через панорамное окно аэропорта Домодедово Краузе любовался первыми всполохами восходящего солнца. Безоблачное небо сулило солнечный день. Метеорологи обещали в июле в Москве жаркую погоду без осадков. Хотя московское лето нельзя сравнить с сицилийским, которым Краузе наслаждался последние полтора месяца, он рассчитывал еще до наступления сентября пару раз съездить на рыбалку на Сенежское озеро.
Через стекло стойки паспортного контроля на доктора устало смотрел тучный офицер пограничной службы.
– Летели один? – он еле подавил зевок и сверил фотографию с оригиналом.
Из-за гула голосов Краузе не расслышал вопрос, таможенник повторил уже громче, и доктор утвердительно кивнул. В голову закралась мысль, что теперь ему всегда суждено летать в одиночестве. Вариант, что со временем Елену могла заменить другая женщина, им не рассматривался.
Офицер проштамповал и вернул паспорт. Краузе направился в зону получения багажа и взглядом отыскал свои чемоданы. Снял два чемодана с багажной ленты и пошел к выходу. Впереди замаячила внушительная фигура его водителя.
– Здравствуйте, Эрих, позвольте, я сам, – Василий взял чемоданы. – Как долетели?
– Сносно, – ответил Краузе и откинул назад длинную непослушную челку. – Не знаю, что меня сподобило купить билет на ночной рейс…
Сильный удар в плечо бегущего здоровяка против потока пассажиров заставил Краузе скорчиться от боли.
– …но точно не тоска по Родине, – Эрих потер плечо и застонал.
На парковке Василий открыл перед доктором дверь и погрузил чемоданы в багажник «Ягуара».
– Вчера заглядывал первый покупатель, – водитель завел двигатель и вырулил со стоянки.
Краузе распродавал все свое имущество, поэтому уточнил:
– Покупатель чего?
– Коллекции вин.
Василий вставил парковочный билет в автомат. Шлагбаум открылся, и «Ягуар», набирая скорость, плавно выкатил на шоссе.
– Странный тип, говорил с акцентом, то ли эстонец, то ли немец.
Продажу имущества Эрих доверил своему адвокату. Так как тот о покупателе ничего не говорил, доктор решил, что сделка сорвалась.
– Ему очень понравилось винохранилище, просил дать контакты производителя.
– Какой моветон, – возмутился доктор.
Разговор прервал характерный сигнал поступившего сообщения на электронную почту. Эрих потянулся к телефону. В папке «Входящие» непрочитанными были отмечены три письма: реклама его любимой марки часов, сообщение от Светланы Анисимовой и письмо от Зои. Светлана просила позвонить, как только он ступит на московскую землю, а вот дочь последнего пациента не была так лаконична, как его коллега. Похоже, она настойчиво пыталась продолжить дружбу, в которой Эрих, со всем к ней уважением, не видел смысла. Читая, на его взгляд, слишком длинное письмо, он подумал, что Зоя похожа на девушку Серебряного века: эталонное тело, изысканно легкая походка, шея хрупкая, как стебель цветка, черные миндалевидные глаза. Ему даже вспомнились слова художника Серова «оживший архаический барельеф», правда, он позабыл, в чей адрес они были сказаны.
«Дорогой Эрих (позвольте мне Вас так называть), меня обрадовала весть о том, что Вы возвращаетесь! Смею напомнить, что Вы мне задолжали сеанс гипноза и приглашение в Ваш чудесный дом (я все еще нахожусь в поиске своего идеала). То бюро, что Вы посоветовали, не впечатлило меня своим портфолио.