Читать Досье «72»

Шрифт

Интервал

* * *

Все началось тем июльским утром. Это было в 2012 году. Я поехал в отпуск со своей тогдашней подругой, одной брюнеткой с грозным характером. Отец согласился дать мне свою машину, совсем новенькую «рено», которая с удовольствием пролетала километры по национальной автостраде на Вандею[1]. Я ехал, слегка превышая скорость, это так, но чем я рисковал на этой прямой линии, где зеленый свет светофора гарантировал мне полную безопасность!

В тот момент, когда я приближался к светофору, наперерез мне выскочил какой-то «фольксваген». Я резко вывернул руль, но избежать столкновения не получилось. Потеряв управление, «рено» вылетела с шоссе, пробила ограждение, скатилась по крутому откосу и замерла, уж не знаю как, всего в нескольких метрах от могучего дуба. Стекла разлетелись на мелкие осколки и поранили лицо Софи. Мы кое-как выбрались из груды бесформенного железа. На дороге уже собрались зеваки, кто-то успел вызвать полицию и пожарных.

Посередине перекрестка неподвижно стоял «фольксваген». У него было разбито переднее левое крыло, и из-под машины вытекала какая-то густая жидкость. Не выпуская из рук руль, его водитель, казалось, спрашивал себя, что же такое с ним произошло.

Допросившим его чуть позже полицейским он дал несвязные показания. Нет, на светофор он внимания не обратил. Однако он хорошо знал дорогу, поскольку ездил здесь каждый день. Откуда он ехал? Из Сен-Совера[2], там он играл в карты и… извините? Пил ли он? О, выпил совсем чуточку с друзьями, как обычно… Сколько ему лет? Ему шел восемьдесят девятый год. Ах, это? – ну, тут он ничего не может поделать, человеку не дано выбирать себе возраст. А… его жена? А причем тут жена? А, у нее сломана рука? – как сказали пожарные. Но это ерунда, а вот за ремонт машины придется дорого заплатить.

Значит, моему палачу было восемьдесят девять лет. В свои восемьдесят девять лет он выпил с приятелями и повез жену домой на своем красном «фольксвагене». А сигналы светофора его ничуть не беспокоили. А то, что он едва не отправил к праотцам двух молодых людей, впереди у которых было целое будущее, заботило его намного меньше, чем стоимость ремонта его собственной тачки.

Я дунул в трубку – старый картежник не смог, поскольку у него болели ребра, – сделал заявление, забрал наш багаж и дождался, когда мой страховой агент пришлет такси, чтобы мы доехали до ближайшего вокзала. Негодование отца, ворчание подруги, закончившийся, не успев начаться, отпуск. Да здравствует преклонный возраст!

Вернувшись в Париж, я именно так все и объяснил моему кузену Максу. А тем временем дело обернулось плохо: машина ремонту не подлежала, а отец с гневом, в котором слышалось подлинное горе, вопрошал меня, где он теперь сможет найти «рено» в таком хорошем состоянии. При всем при этом Софи потеряла серьгу, которой она дорожила как зеницей ока. Механик из меня никудышный, устройство женской души никогда не было мне понятно. Ее ворчание перешло в окончательное молчание. Спустя восемь дней она уехала на Лазурный Берег с другом, который водил машину осторожно.

Откровенно говоря, надо бы запретить водить машину людям определенного возраста. Им надо бы вообще запретить высовывать свой нос на улицу. Надо бы даже, стоп… Только приличие помешало мне закончить эту ужасную фразу. Кузен Макс больше уже не смеялся. Я постарался рассмешить его, но он не смеялся, углубившись в привычные для него размышления.