Когда ее спрашивали, почему голова обрита наголо, она лаконично отвечала: «Педикулёз».
Детская вшивость. Что ж, из подросткового возраста она вышла недавно. А побывав в одном из мест ее ночлега, я понял, что и второе близко к истине.
Дом на Пушкинской, 10 был уже очищен от неформалов, и лишь в одном укромном закуте на кучах тряпья ночевали они. Та серьезная дама от искусствоведения, взявшая солидный грант в Соросе под изложение истории странного дома, этот эпизод, разумеется, обошла стороной. И вообще, судя по ее текстам, внутрь реальной Пушкинской, 10 сунуться она не решилась, обошлась наружным наблюдением. Я, конечно, имею в виду не нынешний центр альтернативной культуры «Пушкинская, 10» с входом с Лиговки, нашпигованный вполне благополучными артстудиями и таинственными квартирами, оборудованными бронебойными дверями, сигнализацией и видеокамерами. Как-никак, «центр» – и культуры, и «криминальной столицы».
Мне рассказал о ней приятель, работавший в молодежном издательстве. Она заявилась в конце рабочего дня, принесла стихи. Хлебников, по воспоминаниям, носил клочки бумаги со стихами в наволочке. У нее и наволочки не было.
Она засиделась, все разошлись. По словам приятеля, сама полезла к ширинке его брюк.
Он разложил ее на письменном столе. Остался весьма доволен.
– Скажи ей, что сидишь в издательстве, – сработает безотказно. – Посоветовал он мне.
– И где же я этакую бомжиху зацеплю?
– В «Борее».
Действительно, под низкими кирпичными сводами буфета этого тусовочного местечка на Литейном я встретил ее. Узнал по «прическе» и проколотой ноздре. Сама подсела, увидев на столике бутылку вина.
Конец ознакомительного фрагмента.