Как иногда кардинально меняется человеческая жизнь, когда человек без какого-либо желания или умысла касается вещей, не принадлежащих ему ни в коем случае. И, не понимая этого, он становится заложником не поддающихся разуму ситуаций, которые приводят к различным неосознанным действиям, загоняющими его в весьма, и весьма роковые последствия.
Сегодня мне попала в руки запись разговора врача, занимающегося психиатрией с человеком по имени Марк. Больным, как показалось поначалу, шизофренией. Запись велась на маленький диктофон, который был скрыт под инкрустированную изумрудами золотую зажигалку. Следственная группа, проведя несколько часов в кабинете врача и осмотрев каждый уголок этого помещения, не найдя ничего более важного, покончив с бумажной волокитой, составления протоколов дознания, опроса соседей и разных отчётов, покинула кабинет психолога. По существу, это была большая студия, искусно преображённая в роскошную приёмную для обеспеченных пациентов.
Я вынул из папки полоски бумаги с гербовой печатью для опломбирования помещений, куда ограничивался вход на время следствия и направился к выходу. Проходя возле рабочего стола врача, мне вдруг до изнеможения захотелось курить. Я не брал сигареты в руки уже много лет, за это время у меня давно пропала тяга к дыму. Но вот она непонятным образом опять напомнила о себе. На столе лежит открытая коробочка с малыми сигарами и рядом зажигалка. Желание затянуться я пересилил, но зажигалкой всё же машинально чиркнул. На ней загорелась маленькая полоска света, чем заинтересовала меня к более детальному осмотру этой вещи. И обнаружил в ней скрытую особенность вести записи разговоров.
Я уже несколько раз за день прослушал записанное. Внимал, останавливал, перематывал, заново включал. Опять стопорил, думал, делал записи в блокноте. Потом снова перематывал и слушал дальше. То, о чем говорил «больной», имело двойственную структуру, то можно принимать за правду, то казалось полнейшим бредом. Тем не менее я все сильнее и сильнее увлекался их диалогом, точнее в большей степени монологом.
Марк говорил о разном, бывало сбивался с темы, уводя беседу в другой сюжет повествования, но почти всегда возвращался к сути.
По роду профессии судебного следователя мне не нужно принимать чью-то сторону из сострадания, да еще и в мой последний рабочий день перед пенсией. Я выехал на этот вызов вместе с ребятами, как говорится «за компанию» и не собирался переживать еще один бесконечный эпизод, которых было столько, что можно издать книгу. Я всегда относился к уликам как к части работы, а работу привык делать хорошо. Все это было так, пока запись не попала ко мне в руки.
Аудиофайл из зажигалки перестал быть для меня уликой, запись полностью заполнила мою душу, оттесняя на второй план все пережитое мной за долгие годы работы. Впервые заставляя попрать устои того, на что я привык опираться, на факты, заверенные научно. Поверив услышанному, я утаил эту запись от коллег. Мне даже стало казаться, что эта информация была записана именно для меня и только я могу решать, как поступить с ней. В голосе Марка не было фальши, он говорил убежденно и если не был уверен в правдивости фактов, то предупреждал об этом. Чем больше я слушал, тем глубже в душу проникали слова пациента.