Гермес Трисмегист
Действующие лица:
Голышкин Сталвер Ударпятович, профессор.
Родион, его сын.
Мышевский Андрей Сигизмундович, крупный бизнесмен.
Ольга, медсестра.
Выхухолев Сергей Юрьевич, врач-психиатр.
Огранович Елена Павловна, нотариус.
ДЕЙСТВИЕ 1.
Квартира в старом, начала двадцатого века постройки, доме, с множеством просторных комнат с очень высокими потолками. В ней много мебели, картин на стенах и т. д. Достопримечательностью большой прихожей, помимо массивной дубовой вешалки и огромного зеркала венецианского стекла в потемневшей от времени бронзовой раме на стене, служат старинные напольные часы с маятником.
Звонят в дверь, несколько раз, с небольшими перерывами. Наконец из полусумрака квартиры появляется Родион. Он в ночной пижаме, зевает. Подходит к входной двери и открывает ее. Входит Мышевский. Часы бьют двенадцать раз.
Мышевский. Добрый день. Простите, кажется, я вас разбудил? Но мне было назначено.
Родион. А что, уже день?
Мышевский. Точнее, полдень. Судя по этим часам.
Родион. Чтоб у них маятник оторвало! Только пиплов пугают… Хотите выпить?
Мышевский. От чая, пожалуй, не откажусь.
Родион. Вообще-то я имел в виду более крепкие напитки.
Мышевский. Нет уж, увольте. Да и повода нет.
Родион. Мой дед, царствие ему небесное, говорил: было бы что выпить, а повод найдется. Впрочем, не буду настаивать.
Родион, потеряв интерес к гостю, смотрится в зеркало и начинает выдавливать прыщ на носу.
Мышевский. Так я могу видеть профессора Голышкина? Сталвер Ударпятович назначил мне на двенадцать часов. Где он?
Родион. (Неопределенно показывает рукой куда-то в глубь квартиры). Скорее всего, в своем кабинете. Строчит очередную книгу или бродит по порносайтам. Это зависит, плющит его сегодня с утра или разбодяжило на умные мысли.
Мышевский. Я могу его увидеть?
Голышкин. На подобный вопрос мой дед, Ударпят Родионович Голышкин, ответил бы, что попытка – не пытка.
Мышевский. Вообще-то это изречение приписывают Сталину. И оно весьма двусмысленно.
Голышкин. Мой дед считал Виссарионыча великим человеком. Во всех смыслах.
Мышевский. Ваш дед был…?
Голышкин. Генералом. Служил в одном всесильном ведомстве. Вас это смутило?
Мышевский. Нет, но кое-что прояснило. Мой дед был скромным врачом. Прежде чем поставить диагноз, ему приходилось много думать. Зато с тем, что он говорил, было трудно спорить.
Голышкин. Наверное, ваш дедушка слыл букой?
Мышевский. (Тихо). Он был очень общительным человеком. До того дня, когда его арестовали, а затем осудили. На двадцать пять лет без права переписки. Как врага народа… (Повышая голос). Так вы позволите мне пройти?
Родион. Если пойдете один, то не скоро дойдете. Эта квартира – полный улет! Слишком много комнат для философа. Старина Диоген отца бы не одобрил.
Мышевский. Так проводите меня. Если вас не затруднит.
Родион. Придется. (С неохотой отходит от зеркала и жестом приглашает гостя следовать за собой). Идите за мной и никуда не сворачивайте. А если вам на плечо сядет летучая мышь, не думайте, что это глюки. После смерти мамы наша квартира порядком одичала.
Родион и Мышевский медленно идут по направлению к дальней комнате.
Мышевский. А мне в ней уютно. Я словно вернулся домой после долгого путешествия.
Родион. Я сразу заметил, что вы какой-то не такой. Еще когда отказались выпить.