⇚ На страницу книги

Читать Проклятие Гермеса Трисмегиста

Шрифт
Интервал

Гермес Трисмегист


Действующие лица:

Голышкин Сталвер Ударпятович, профессор.

Родион, его сын.

Мышевский Андрей Сигизмундович, крупный бизнесмен.

Ольга, медсестра.

Выхухолев Сергей Юрьевич, врач-психиатр.

Огранович Елена Павловна, нотариус.


ДЕЙСТВИЕ 1.

Квартира в старом, начала двадцатого века постройки, доме, с множеством просторных комнат с очень высокими потолками. В ней много мебели, картин на стенах и т. д. Достопримечательностью большой прихожей, помимо массивной дубовой вешалки и огромного зеркала венецианского стекла в потемневшей от времени бронзовой раме на стене, служат старинные напольные часы с маятником.

Звонят в дверь, несколько раз, с небольшими перерывами. Наконец из полусумрака квартиры появляется Родион. Он в ночной пижаме, зевает. Подходит к входной двери и открывает ее. Входит Мышевский. Часы бьют двенадцать раз.


Мышевский. Добрый день. Простите, кажется, я вас разбудил? Но мне было назначено.

Родион. А что, уже день?

Мышевский. Точнее, полдень. Судя по этим часам.

Родион. Чтоб у них маятник оторвало! Только пиплов пугают… Хотите выпить?

Мышевский. От чая, пожалуй, не откажусь.

Родион. Вообще-то я имел в виду более крепкие напитки.

Мышевский. Нет уж, увольте. Да и повода нет.

Родион. Мой дед, царствие ему небесное, говорил: было бы что выпить, а повод найдется. Впрочем, не буду настаивать.


Родион, потеряв интерес к гостю, смотрится в зеркало и начинает выдавливать прыщ на носу.


Мышевский. Так я могу видеть профессора Голышкина? Сталвер Ударпятович назначил мне на двенадцать часов. Где он?

Родион. (Неопределенно показывает рукой куда-то в глубь квартиры). Скорее всего, в своем кабинете. Строчит очередную книгу или бродит по порносайтам. Это зависит, плющит его сегодня с утра или разбодяжило на умные мысли.

Мышевский. Я могу его увидеть?

Голышкин. На подобный вопрос мой дед, Ударпят Родионович Голышкин, ответил бы, что попытка – не пытка.

Мышевский. Вообще-то это изречение приписывают Сталину. И оно весьма двусмысленно.

Голышкин. Мой дед считал Виссарионыча великим человеком. Во всех смыслах.

Мышевский. Ваш дед был…?

Голышкин. Генералом. Служил в одном всесильном ведомстве. Вас это смутило?

Мышевский. Нет, но кое-что прояснило. Мой дед был скромным врачом. Прежде чем поставить диагноз, ему приходилось много думать. Зато с тем, что он говорил, было трудно спорить.

Голышкин. Наверное, ваш дедушка слыл букой?

Мышевский. (Тихо). Он был очень общительным человеком. До того дня, когда его арестовали, а затем осудили. На двадцать пять лет без права переписки. Как врага народа… (Повышая голос). Так вы позволите мне пройти?

Родион. Если пойдете один, то не скоро дойдете. Эта квартира – полный улет! Слишком много комнат для философа. Старина Диоген отца бы не одобрил.

Мышевский. Так проводите меня. Если вас не затруднит.

Родион. Придется. (С неохотой отходит от зеркала и жестом приглашает гостя следовать за собой). Идите за мной и никуда не сворачивайте. А если вам на плечо сядет летучая мышь, не думайте, что это глюки. После смерти мамы наша квартира порядком одичала.


Родион и Мышевский медленно идут по направлению к дальней комнате.


Мышевский. А мне в ней уютно. Я словно вернулся домой после долгого путешествия.

Родион. Я сразу заметил, что вы какой-то не такой. Еще когда отказались выпить.