Мне до сих пор снятся Лена Котова и Славка Самолов. Иногда она не проявляет никакого интереса, как было в школе на самом деле, а иногда вдруг смотрит с повышенным вниманием и, кажется, хочет поцеловать.
А он, по-прежнему, мой извечный соперник. Даже во сне я горячо доказываю ему свою правоту, однако в ответ, как было в действительности, получаю лишь многозначительные ухмылки и пренебрежительные махания огромной, как ласта, ладонью.
– Сиди! Дите…
Теперь, вспоминая свою жизнь, я, взрослый дядя, склоняюсь к мысли, что по накалу страстей самым бурным был вовсе не шестнадцатилетний возраст, как часто изображается в фильмах и книгах. В шесть лет моя жизнь бурлила жарким вулканом, чередой шли нескончаемые приключения, постоянно росло количество знакомых, друзей и врагов.
Мерилом всего, правды и неправды, интересного и скучного, сильного и слабого, был двор. Здесь царила атмосфера здорового соперничества и увлекательной игры, здесь фонтаном била настоящая жизнь, та самая жизнь, которую нам, ушедшим вскоре во взрослый мир, стало так не хватать.
До сих пор ясно вижу убогие покосившиеся бараки во дворе, окруженные плотными зарослями полыни, которые тогда были на две головы выше меня, и уютную круглую беседку в темном углу, где часто собирались пацаны. Иногда здесь тренькала разбитая гитара, и звучали песни, что-то вроде этого:
«Тайны мира влекут, тайны мира манят,
В детстве годы так медленно, братцы, летят,
Взрослый мир тянет нас, как крутая девчонка,
И надсадно кричит чья-то бабка вдогонку».
Что только мы не выдумывали! У нас были самодельные духовые ружья с деревянным поршнем на медицинском жгуте, которые стреляли пластилиновыми пульками, оставляя волдыри на коже. Наши луки точно метали стрелы на двадцать шагов, и, конечно, все имели пластмассовое или деревянное оружие – пистолеты, автоматы, рыцарские мечи и мушкетерские шпаги.
Помню, летом мы с мамой были проездом в Москве, в Детском мире она купила мне игрушечную копию пистолета-пулемета Шпагина (ППШ), а когда мы зашли в метро и стали спускаться по эскалатору, я услышал за спиной возбужденный разговор двух презентабельных, приятно пахнущих, длинных и прямых как шпалы дяденек. Благодаря многочисленным советским фильмам про войну, которые в детстве мы смотрели запоем, даже игры во дворе прекращались, если по телевизору шел военный фильм, я без труда догадался, что позади меня на ступеньке эскалатора разговаривают немцы. Один из них восхищенно твердил одну и ту же фразу своему спутнику, указывая длинным указательным пальцем на мое оружие, которое я, девятилетний мальчуган, как положено, перекинул через правое плечо в положение «на ремень».
Эмоциональная фраза немца не требовала перевода.
– О, «пэпэша», «пэпэша»… «пэпэша»!
Второй оживленно кивал головой.
– Йя, йя, «пэпэша»!
Мне до сих пор не вполне понятно, почему они так бурно реагировали на этот советский пистолет-пулемет. Наверное, отцы и деды, воевавшие на Восточном фронте, рассказывали им о нем, поскольку сами эти дяденьки, им в том далеком семьдесят третьем году вряд ли исполнилось сорок, не могли быть ветеранами, – во время Второй мировой войны они были еще совсем детьми.