Помощник частного пристава Зосим Кириллович Подшибло, грузный и меланхоличный хохол, сидел в своей канцелярии, крутил усы и сердито таращил глаза в открытое окно на двор части. В канцелярии было сумрачно, душно и тихо, только маятник больших стенных часов, взвизгивая, отсчитывал монотонными ударами минуты. А на дворе было так заманчиво, ярко… Три берёзы среди него бросали от себя густую тень, и в ней на куче сена, недавно привезённого для пожарных лошадей, свободно раскинувшись, спал унтер-офицер Кухарин, недавно сменившийся с дежурства. Зосим Кириллович смотрел на него и злился. Подчинённый спит, а вот он, его несчастный начальник, должен торчать в этой дыре и дышать сырыми испарениями её каменных стен. И, представив себе, с каким бы удовольствием он сам растянулся отдохнуть в тени на душистом сене, если бы время и служебное положение позволило ему это, Зосим Кириллович потянулся, зевнул и ещё более обозлился. Он почувствовал непреодолимое желание разбудить Кухарина.
– Эй, ты!.. Эй… скот! Кухарин! – зычно рявкнул он.
Отворилась дверь, и в канцелярию кто-то вошёл. Подшибло смотрел в окно, не оборачиваясь назад и не чувствуя ни малейшего любопытства к тому, кто вошёл, стоит сзади его у двери и заставляет скрипеть половицы под своей тяжестью. Кухарин не повернулся от его окрика. Закинув руки под голову и вздёрнув бороду в небо, он спал, и Зосиму Кирилловичу казалось, что он слышит сочный храп подчинённого, этакий насмешливый, вкусный храп, возбуждающий ещё более желание отдыха и злобу на невозможность предаться ему. И Подшибло захотелось сойти вниз, чтоб дать хорошего пинка ногой в выпяченный живот подчинённого, а потом взять его за бороду и вытащить из тени на солнцепёк.
– Эй, ты… дрыхни там! Слышишь?!
– Ваше-скородие, – дежурный – это я! – проговорили сзади его обольстительно сладким голосом.
Подшибло обернулся, злым взглядом смерил дежурного, таращившего на него большие тупые глаза и готового моментально устремиться куда прикажут.
– Я тебя звал?
– Никак нет!
– Спрашивал? – повысил голос Подшибло, поворачиваясь на стуле.
– Никак нет!
– Так поди же ты к чёрту, пока я тебе в башку не пустил чего-нибудь! – И он уже начал судорожно шарить левой рукой чего-нибудь на столе, а правой крепко вцепился в спинку стула, но дежурный быстро юркнул в дверь и исчез. Помощнику частного пристава показалось недостаточно почтительным это исчезновение, и ему во бы то ни стало хотелось сорвать всё сильнее вскипавшую злобу на эту духоту, службу, на спящего Кухарима, на близость ярмарочной страды и ещё на многое неприятное и тяжёлое, почему-то вспоминавшееся ему сегодня невольно, помимо его желания.
– Эй! Поди сюда… – крикнул он в дверь. Дежурный вошёл и вытянулся у двери с лицом испуганным и ожидающим.
– М-морда! – угрюмо адресовался к нему Подшибло. – Ступай на двор, разбуди Кухарина и скажи ему, чтоб он, осёл, не смел дрыхнуть среди двора. Безобразие… Ну… ступай…
– Слушаю! Там дама до вас…
– Что?!
– Дама…
– Какая?
– Высокая…
– Дурак! Чего ей?
– До вас…
– Спроси, пошёл…
– Я спрашивал… Не сказывает… Мне, говорит, самого их благородие…
– О, чёрт их! Зови… Молодая?
– Так точно…
– Ну зови… Ворочайся! – уже мягче приказал Подшибло, оправился и зашелестел бумагами на столе, изобразив на угрюмой физиономии строго начальническую мину.