⇚ На страницу книги

Читать Запрещено для детей. Пятый номер

Шрифт
Интервал

Редактор Виктор Дробек

Иллюстратор Макар Бушмин

Переводчик Лев Колбачев

Иллюстратор Дарина Дроздова

Переводчик Юля Мякинькова

Сценарист Тихон Корнев


© Макар Бушмин, иллюстрации, 2018

© Лев Колбачев, перевод, 2018

© Дарина Дроздова, иллюстрации, 2018

© Юля Мякинькова, перевод, 2018


ISBN 978-5-4493-5153-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Харт Крейн (стихи), статья о Харте Крейне в исполнении Вуйцика, Владислав Себыла (стихи), классика прозы «Как опасно предаваться честолюбивым снам», 10 советов сценаристам от Тихона Корнева, рубрика-угадайка о поэзии, рубрика Угадай Графомана по рецензии В этой публикации нет поэзии от: Д. Давыдова, А. Витакова, О. Белянской, А. Коровина, Аль Ру, Д. Гаричева, Д. Зернова, М. Есеновского, Яноша Адамски, Аркадия Сурова, Ел. Кряковцевой. Чего тут нет читайте на гугле и www.forbiddenforchildren.com

Харт Крейн (1916—1932). Подборка


«Крейн постоянно воссоздавал слова изнутри, напрягая их значение до черты идиоматической; это постоянство – непреложный и несомненный признак таланта. Значения слов, по сути, всегда идиомы: в них есть свой сдвиг, у них своя жизнь. Мы сумеем овладеть ими и приобщиться к их жизни, лишь вдумываясь в эту идиоматику смысла, лишь воспроизводя ее»

(Блэкмур Р. П. «Язык как жест», 1952).

Сокрушенный храм

Заутра слышится мне благовест пречистый
Уже заупокойным звоном в память дня —
Из белизны епископального батиста
Пахнуло стужей преисподней на меня.
А виделось ли вам в тот час, когда рассветом
Охваченные звезды покидают небосклон,
Как из проемов силуэт за силуэтом
Ночные тени изгоняет карильон?
Колокола – их антифоны кладку свода
Расшатывают, и внедряют языки
Арпеджио в мой мозг, найдя во мне кустода
Из тех, чья преданность до гробовой доски.
Но купол есть предел энциклик обращенья,
За коим голоса отходят в мир иной.
Бьют зорю звонницы, и эхом возмещенья
Ночных утрат озвучен весь простор земной.
Введением в непрочный мир я был обязан
Видению согласия любви, чей зов,
Равно как вопль отчаяния, предуказан
И лишь мгновенье слышен в хоре голосов.
Внимал, и речь моя в ответ лилась, но разве
Медноголосому царю эфира в тон
Она звучала? – Раны чаяний и язвы
Отчаяния бередит Глаголом он.
Как доверять горячечным приливам крови?
(Не кровью крепок храм, что сам я сотворил
Во славу истины, провозглашенной в слове Неистинном.)
Для вызова сокрытых сил
Не сладко ль вены отворить? Не для того ли
И вслушиваться в пульс, предвидя впереди
Восставшим ото сна, воспрянувшим на воле
Воинствующий сонм, теснившийся в груди?..
Не каменно храмовоздвúжение, мною
На камне зиждимое, – вечный горний свод
Не камнем вымощен. Крылат и тишиною
Лазурных сфер объятый, зримо храм плывет —
На усыпальницы озер и на курганы
Святилищ, и на каждую земную пядь,
Запечатленную в душе и осияну
Небесным светочем, нисходит благодать.

К свободе

Из бриза и возгласов чаек
На берег явленна мной дева,
Чьи волосы – мертвая зыбь.
Смешно им, что я обручаю
Ее с мореходом из мертвых,
Который не ведает даже
О той пресловутой Елене.
Зажгите последний из факелов
На пирсе. Ее без покровов
Оставьте. Ее не коснутся
Их праздные чистые взгляды. Должны ли
Они выходить из тумана
Иль мы отряхнуться от грез?

Некий сад

Об этом яблоке ее томление —
О сгустке света, солнечном подобии.