Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Юра Левитанский
Обычно я лояльно отношусь к модным изменениям языка. Более того, стараюсь не пропускать свежеиспечённые коржики а-ля тру, ёпта, няша или дратуте. Последнее, кстати, слышу каждое утро от соседа. Сталкиваемся лбами на площадке всегда в одно и то же время, аккуратно выхолощенное графиком движения электричек. Очень вежливый студентик, знаете, всегда при встрече говорит мне «Дратуте!» и на «вы». Не скажу, что у него проблемы логопедического толка – нет, с этим всё в порядке, просто «шнурки в стакане» и «зачётная клюшка» остались в далёком прошлом, а самовыражаться как-то надо. А ещё это дико угарно замутить подобный шок с соседом, который, судя по намечающейся плеши и бесконечной пичальке в глазах, из далёкой махровой эпохи, а потому реально не в теме. Но не тут-то было. Не на того напали! По этому славному поводу я даже веду блокнот, куда столбцами укладываю неведомые мне словеса, а рядом расшифровку, короткое пояснение, откуда взялось, от кого услышал. Внезапным легко произносимым «здравствуйте» я уже наградил героиню «Шаманики», волей случая и желанием автора переместившейся из современной Москвы во времена наивысшего расцвета гуманистических идеалов итальянской философии. Получилось смешно.
Совсем другое дело, когда энтузиасты сленго-лингвистических экспериментов забивают до отказа свой лексикон словечками, не имеющими общего с нормальной речью ровным счётом ничего. Таких стараюсь обходить, но ведь у каждого из нас есть такой знакомый – айтишник, геймер или ещё какой посланник албанской субкультуры. Есть такой знакомец, точнее знакомая, и у меня. Зовут Алиной.
Признаюсь, всё начинается всегда невинно, а ларчик Пандоры Алина вместе с крышкой традиционно выламывает за обедом. Обедаем мы обычно вместе на Рождественском бульваре, в кофейне «Левады».
Сегодня первый тревожный звоночек начался со слова «бжу» в тот самый момент, когда я разглядывал за окном виды старой Москвы, обрамлённые белокирпичным интерьером коворкинга. Моя визави трещала как сорока, распаляясь и возбуждаясь от собственного стрёкота. У неё красивый певческий голос с весьма широким диапазоном грудного регистра, не голос, а музыкальный инструмент. Алину приятно просто слушать, как например, классическую оперную партию, в которой слов ни черта не разобрать, да это, в общем, и не нужно. Как только ты начинаешь вслушиваться в текст, волшебство звучания пропадает. Но последняя, пропетая Алиной фраза привлекла моё внимание. Она звучала примерно так:
– Я купила новый номер «Похудея», подписалась на пару бьюти-блогов, установила в айфоне счётчик калорий и бжу.
– Зачем? – спросил я не столько из любопытства, сколько ради закрепления только что услышанного. Осознать нависшую опасность я пока не мог, поэтому по привычке сконцентрировался на неизвестном термине и попытался встроить его в свою лингвистическую систему координат. Короткое в три буквы слово категорически отказывалось это делать. Тогда я просто достал блокнот и дополнил столбец ещё одной записью. «Непременно погуглю», – утешил я себя, на том и успокоился.