– Профессор Каспаро, – сказал Званцев, – я должен поговорить с академиком Окада. Он ждал этой информации всю жизнь.
– Это невозможно, – произнес Каспаро. – Академик Окада умер.
Стругацкие. «Полдень, XXII век»
Дата рождения С. Платонова, автора подмётной книги «После коммунизма», неизвестна. Но точно датируется инициация его проекта. 14 июня 1983 года на Пленуме ЦК прозвучало откровение Андропова: партия не изучила должным образом общество, которым правит, и вынуждена действовать «эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».
В декабре 1983 года С. Платонов отправил Юрию Андропову первый из серии закрытых докладов. По информации из независимых источников, материал попал в руки к адресату. Дочитал ли тот его – неведомо. 9 февраля Андропов умер.
Вскоре начались конфиденциальные встречи С. Платонова с руководящими деятелями партии и правительства. Документы, которые были тогда предметом обсуждения, преданы гласности ещё в СССР, за два года до Беловежского инсульта.
Несколько лет назад в Википедии обнаружилась развесистая статья «С. Платонов», пестрящая несуразицами с первых строк.
Герой был личностью не «вымышленной», а коллективной, социальной – разницу легко уяснить из той же Wiki. За вычетом ссылок на первоисточники, «Книгу, не предназначенную для печати» ничто не связывает с марксизмом – напротив, это усилие высвободить мысль Маркса из чуждой оболочки, узурпировавшей его имя.
Но нервом всей истории была, конечно, не младогегельянская понятийная математика, в которой авторы Вики-статьи безнадёжно запутались. Главное – экзистенциальный опыт пятилетия встреч с могущественными и бессильными творцами кораблекрушения СССР. Прямо со сцены-палубы, уже уходившей из-под ног, они спускались за кулисы, чтобы вместе с нами разбираться в Марксе и в собственности. И всё было чинно, подавался цековский и кремлёвский чай – а из-под двойных кабинетных дверей тянуло смертным холодком.
Помню первый контакт. Между нами – пропасть стола, посадочной полосой уходящего в глубь кабинета. Стены в дубовых панелях, фаланга телефонных аппаратов, номенклатурный значок на лацкане, шестой десяток члена ЦК против тридцати моих беспартийных. И беседа – прямая, открытая. И физически ощутимый импульс понимания, поверх барьеров смыкающий нас.
Врезались в память две фразы собеседника.
Первая, исполненная сердечной боли: «Полоса великого безмыслия прошла по России!»
И вторая, как бы мимоходом, об очевидном: «В мире существуют только два современных государства – ну, вы понимаете: Союз и Штаты».
Партия на программном уровне провозгласила неизбежность гибели империализма, обещала «закопать» США. А тут один из её идеологов взял, да и стянул понятийным обручем непримиримых врагов. Он ясно видел: это качество – «быть современным» – драгоценное достояние, его завоевание – тяжёлый труд, его потеря – катастрофа. Это братство преодолевших предысторию, оно роднит поверх ядерно-классовых и иных границ. Так у Шекспира роковая сила бросила подростков в объятья, сломав маховик вековой вражды кланов.
Век расшатался. Время изменило русло, устремилось в новый проран между мировыми войнами. И те народы и государства, что бодро держались на стремнине, вдруг очутились в сонных старицах, зарастающих затонах, а то и вовсе в болоте. А две огромные страны, прежде колупавшиеся на отшибе, вдруг понеслись вперёд в потоке нового мейнстрима.