⇚ На страницу книги

Читать Под осклабившейся луной

Шрифт
Интервал

© Сергей Кутепов, 2018


ISBN 978-5-4490-8475-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Прятки с неизвестным

Я стою на краю, мне страшно, впереди беспросветная бездна. Тьма поглощает бесследно все, что попадает туда. Капли дождя, камешки сорвавшиеся с края, из-за дрожащих коленей. Мне страшно, глаза ищут за чтобы зацепиться, дабы маниакально смотреть, скрывая истинный первобытный страх. Страх подобен бокалу вина, сначала он медленно проникает в тебя, затем теплота распространяется по телу. Но не теплота как в уютном камине, а скорее раскаленный металл по вене. Затем страх опьяняет, играя с восприятием. Каждая секунда, чертова секунда над беспросветной всепоглощающей пустыней.

Спустя пару минут остается лишь понять, я ли наблюдаю за бездной, или она за мной. Побег не выход. Убежать значит повернуться спиной. Хантер Томпсон говорил" никогда не поворачивается к наркоману спиной». Я не общался с наркоманами, но могу смело сказать, никогда не поворачивайтесь спиной к страху. Один раз и конец всему. Я не хочу быть сожранным и продолжаю смотреть. Если сесть на корточки, неотрывно продолжая наблюдать за тьмой, может показаться, в темноте кто-то машет рукой. Зов фантазии, смерти, пустоты. Тяжкий вопрос, и скорее уникальный для всех.

Посмотрев на часы, я вижу, что уже прошло больше получаса.

– Джереми.

Сзади никого. По бокам тоже. Готов поклясться, произнесли мое имя. Вокруг не души. Только старый, красный пикап разбавляет атмосферу страха.

Смотря на пикап, я совершил ту ошибку, которую больше всего боялся. На плечо опускается неизвестность, и сладко шепчет в ухо «Привет».

Картина в гостиной

Передо мной картина. Холст исписан маслом, я обнимаю его, как дорогого, давно забытого друга. Объятия все крепче. Затем пальцы впиваются в холс с обратной стороны протыкая его, и растягивают дыру. Холст трещин, звук разносится по всему помещению. Заглянув в дыру, не видно пальцев, или чего либо находившегося позади холста. Я вижу берег, одинокое дерево и темно зеленую реку. Река быстро течет, пальцам становиться мокро.

Воспоминания, как утонул мой сын, часто пугают. Особенно когда сын утонул в этой самой, еще в то время не порванной картине.

Память об этом случае, как зарубки на дереве, при касании оставляют занозы. Слезы скапливаются у глаз, и начинают бежать быстрым ручьем, оставляя соленый след. Я окунаю лицо в картину, а затем весь залезаю туда. Падение, и всплеск речки. Оказавшись на берегу, приходит осознание" Войти внутрь картины не проблема, проблема вернуться. Больше нет дыры, ведущей сюда».

В один вечер, я пришел домой, после изнурительной работы. Сын смотрел мультики, и не став его отвлекать, я отправился разогревать ужин. Стандартный вечер, копия других вечеров. Все было как всегда, все было как обычно, все было настолько накатано, что даже, крик сына «Пап смотри я в картине», казался просто типичной игрой Тодда.

Я не торопясь разогрел ужин, зашел в гостиную, с двумя тарелками спагетти. Дальше все напоминало пилораму отсекающую пальцы, падение тарелок, звон битого стекла, я стоящий перед картиной, и Тодда захлебывающегося в реке. Это ад – словно умереть самому, и при этом остаться в живых, обрекая себя на повтор страдания снова и снова. Когда он только родился, я винил его, что Джил умерла при родах, я ненавидел его первое время, а п-потом просто смирился, стал растить его. Всегда казалось, что отношусь к нему с недостаточной любовью. Все пришло с концом, все чувства, скрытые под кожей, стекались в один большой насос в грудине, разъедая все человеческое, все что находиться в оболочке кроме последней.