Меня зовут Лёва, я из Москвы, я школьник. Это по английскому задание, написать по образцу. Считается самым важным именно это: кто ты, откуда… Хотя на самом деле важно именно то, что я Лёва. Именно этот набор звуков обозначает меня. Вот это сочетание звуковых волн: мягкое «ль», твёрдое «в»… Хотя «в» никогда не бывает таким уж твёрдым. Звуки мягкие, а имя суровое: «Лев». Если бы у меня было другое имя, я был бы другим. Может быть, не таким странным.
То есть странный не я, а люди вокруг. Но их большинство; так что приходится играть по их правилам.
Смотрите сами: если в моём классе всего два человека пишут без ошибок, ставят запятые в правильных местах… это значит, мы с Соней ненормальные или все остальные?
Или на математике сегодня объясняли: любое число в нулевой степени равно единице. Это логично: если умножить его на себя, то оно станет само собой, в первой степени.
Никто не понял, кроме меня. Это значит, я псих, да? Я и учитель, нас двое.
Что ж, тогда я не хочу быть нормальным.
* * *
В нулевой степени мы все одинаковые, равны единице. И нужно нас умножить на самих себя. Тогда мы станем собой и будем все разные. Очень красиво и понятно, всё совпадает; у чисел такой понятный и человеческий мир. Очень разумный и с ясными правилами. А если возвести меня в отрицательную степень…
– Лёва! Что опять случилось?!.
– А?
Дедушка. Вышел меня встречать, будто я сам не дойду из школы.
– Лёва, Лёва, тебя что, опять били?..
– Никто меня не бил.
Это правда. Я точно помню, что меня не били. Кажется, я сам его двинул. Ну, так. Потому что Комлев идиот и по-другому не понимает. Но точно не помню вообще. Неинтересно же думать про такое; я и забываю сразу.
– Значит, меня опять в школу вызовут? – вздыхает дедушка.
– Знаешь, – говорю я, – чему равно любое число в нулевой степени?
– Единице, – отвечает дедушка и почему-то опять вздыхает.
Ну вот, нас трое. Дедушка, наш математик и я.
А Комлева я возвёл в отрицательную степень. Я бы его с удовольствием разделил на ноль, но это невозможно. В математике очень чёткие правила, в отличие от мира людей; и если что невозможно, то невозможно окончательно.
* * *
Дедушка читает книгу. Он читает совсем не так, как я: он умеет сидеть за столом. У него дальнозоркость, и книга должна лежать далеко, на вытянутой руке.
«…И оно не душа, не разум, не воображение, не мнение, не число, не сущность, не вечность, оно не тьма и оно не свет, оно не ложь и не истина.
До меня долетел пасмурный обмен репликами между парнем в очках и девицей, увы, без очков.
– Это маятник Фуко, – говорил её милый. – Первый опыт проводили в погребе в 1851 году, потом в Обсерватории…»
– Лёва!
– Что?..
– Ты ничего не замечаешь? – спрашивает дедушка.
– А что такого?..
– Во-первых, это моя книга. Ты влез без разрешения и твоя голова мне мешает. Ты не видишь, что мне неудобно?.. Во-вторых, ты перевернул страницу, а я ещё не дочитал. Вообще это свинство. Я же тебе не мешаю, когда ты читаешь!
– Извини, – говорю я. Ну вот, он и не сердится; я недавно научился говорить это «извини», и правда, решает многие проблемы, как оказалось. – А что такое маятник Фуко?