Говорить о еврействе, о долгом труде его счастья
Мы не можем, мы можем, как медленный медленный снег:
И заносы мешают, хотя, никакого ненастья
И совсем нету ветра, и странный для города свет
Без источника, без направленья, без тени, как сначала, до слова —
Не отделена
Воссияния света судьба и основа
Человечая смертная страстная тьма,
Так над морем рассвет проступает из мира
Раньше солнца и пасмурно, и наверняка.
Снегопад.
Снегопад – порожденье эфира
Телерадиосводок синоптиков нам.
Нарушение сплошности всех измерений,
Всех времен и имен, и пространств
В теле – попросту дрожь пульса сердцебиений,
Скачка мышцы срывается с рыси на пляс.
Свистопляска словес разговора петляет,
Словно рыщем по городу – где карнавал? —
Между наших мозгов, наших тел, наших мыслей и рук и срывает
Ограниченность масок, одежд, целомудрия, совести – в бал
Бесконечно сплошного с кораблядства по курсу,
Где работал секстант, времяметр и компас,
Где любовь, а любовь – пограничное чувство
Одиноких людей, государств и пространств.
Если ты это – я, то к чему имена в разговоре? он же только подглядывать может мой взгляд!
Понимаю со страхом и витаю над морем
Безотчетную вечность подряд.
Но нельзя, но нельзя, но нельзя раздвоиться,
За кабальным трудом не понятен шабаш,
И мечтатель Элохайэм в лицах
Ставит мир.
Это – наш.