⇚ На страницу книги

Читать Четыре оклика судьбы

Шрифт
Интервал

Падение

За каждый вздох, за час любви,
за все восходы и закаты,
за ночь, где пели соловьи,
за все – мы платим, платим, платим.
(автор)

За стенами храма настороженно притаилась осенняя кромешная тьма. Но сама деревянная церковь, подсвеченная неверным светом двух уличных фонарей, выступала из этой тьмы светлой луковкой, венчающей крышу. Народу внутри было немного. Вечерняя служба закончилась. Женщины тихо потянулись к выходу. Несколько прихожанок замешкались. Ждали, когда выйдет священник, надеясь получить благословение. Антонина прошла мимо них к иконе Богородицы, поставила свечку, задумалась. О чем просить? О здоровье? Так Бог милостив пока. О счастье? Так кто ж его знает, что это такое? Миг? Секунда? Час? Нельзя же в этом состоянии пребывать вечно. Обесценивается радость, привыкаешь к ней. О дочери? Да, о дочери. Она все время молится, чтобы силы небесные вразумили ее. Вот, Богородица – ей просьбы материнские ближе. И разговаривать с ней, как женщина с женщиной – удобнее. Антонина пошепталась с иконой, постояла несколько минут, удостоверилась, что свеча горит ровно, не чадит, перекрестилась и повернулась к выходу. Из южной алтарной двери стремительно вышел молодой священник с обольстительным лицом Кирибеевича[1]. Он был какой-то нервно-неистовый в движениях и неустойчивый в настроениях. Антонина приходила к нему как-то на причастие, предварительно покаявшись в своих грехах. Больше не хотела. Во время такого важного для нее момента, как покаяние, священник зевнул. От скучного лица молодого красавца веяло брезгливостью и равнодушием. Он явно томился выслушивать ее бредни. Она ушла тогда с ощущением, что все это ложь. Театра ей и в жизни хватало. От церкви хотелось святости. Ан, нет! Такие же люди! С тех пор старалась приходить к концу службы, когда расходился народ. И молилась перед образами как умела. Образа то уж точно были святыми, хотя бы потому, что не зевали, когда она молилась.

Антонина оглянулась. Торопливо крестя сложенные ладошками вверх руки женщин, бросившихся к нему, Кирибеевич пружинистой походкой спортсмена легко сбежал по лестнице к стоящей рядом с церковью «иномарке» цвета «мурена». Резко взяв с места, шикарный автомобиль помчался по осенней дороге к городу.

Права была мать, когда говорила, что самые дорогие машины у тех, кто живет на подаяние.

– В интернет-клуб поехал, – уважительно произнесла старуха-свечница, с двумя полными сумками прошествовав мимо Антонины к приближавшемуся автобусу. – «Кормилец» – мысленно добавила Антонина слово, которое не высказала старуха. Из одной сумки свечницы торчала пачка чая, пакет риса и румяные бока яблок.

Знакомый набор. Вот и пригодился.

Старуха, пыхтя, как паровоз, переваливаясь с ноги на ногу, добежала до остановки. Автобус забрал всех припозднившихся прихожанок и скрылся в ночи.

Антонина потуже затянула на груди шарф и отправилась по расхлябанной дороге к виднеющимся вдалеке редким огням города. Говорят, полезно перед сном пройтись пешочком. Засунула руки в рукава пальто, как в муфту, взяла хороший темп и бодро потопала вперед! Беспутица не пугала ее. Привыкла. Русская беспутица – понятие емкое. Включает в себя не только прямой смысл, но и то, что характеризует всю закономерность убогости, бессмыслицы, вывертов, происходящих в умах, планах, графиках и всей системе русской жизни.