Я врач.
Тебя убьют, но я пришью тебе ноги и руки,
Чтобы ты длинной ночью не погибал бы от скуки.
Я б постарался пришить тебе голову,
Чтобы ты не умер от голода.
Все равно ты в неё только ешь
И наряжаешь её, словно вещь.
Я мама.
Я рожала сыночка мучительно больно.
Первый шаг, первый крик «Мама!» – и я довольна.
Я хотела внуков и чтобы все были счастливы,
Чтобы женщины сына были ко мне участливы.
Врач суровыми нитками зашил моего маленького,
Чтобы я целиком похоронила его, миленького.
Я командир.
Я мог послать любого, того или этого.
Чтобы они стреляли сюда и туда,
Приближая день Страшного суда.
Какая мне разница —
Кто-то сердит, кто-то дразнится.
И этот убит и тот…
************ в рот!
С кем выполнять задачу,
Ей богу, я сам заплачу!
Я противник.
Я противный,
Но меня называют еще «любимый», «милый» и «друг»,
Но все меняется вдруг,
Если я смотрю в прицел.
Грохот разрывов вокруг,
Я прав,
А напротив собака, не лев,
И я кричу, захмелев
От кров…
Я – невеста.
Которая получила груз-200.
Это я звала его «милый», «любимый», «друг».
Он мне говорил: я тебя никому не отдам,
Я ему говорила: я тебя никогда не предам!
Он так любил свою маму, он во всем доверял врачам,
Он писал мне из армии: «что нам эти собаки, львам!»
Он не будет кричать по ночам…*
Я груз 200.
Ничего вокруг нет.
Врезался в вечность, мой выиграл билет.
Мама, ты боялась, что я застужу свое горло?
Мама, теперь мне совсем не больно.
Командир, ты скомандовал «Пли!»
Сейчас, командир, ты остался один.
Врач, ты лечил мой грипп…
Вы все придете ко мне под надпись R.I.P.?
Не хоронены в ограде,
Закопали за погостом,
Как соседи были рады!
Как они шутили остро!
Борода трясется мелко,
Губы шепчут: «Шма, Исроэл!»
«Только ты не бойся, милый,
Будь, пожалуйста, спокоен.»
Как смешно друг к другу жмутся
К старой Двойре старый Хаим,
Словно юность вспоминая…
Эти даже тут смеются!
И с короткой командой «Ugnį!»*
Перестали смеяться они.