Я никогда не чувствовала себя более унизительно, чем в этот миг. Стояла на коленях перед парнем и в тысячный раз просила прощения! Конечно, знай я тогда, что он из себя представляет, вряд ли даже словом обмолвилась бы, но сейчас… Сейчас всё совершенно иначе.
— Вы же понимаете, что для моего отца это просто нереальная сумма? У него нет таких денег, — просипела я, сжимая пальцы. Старые шрамы на них ныли от засасывающей бездны в груди. — Он отдаст бизнес, мы перепишем квартиру в центре города, продадим машины, возьмём займы…
— Этого всё равно не хватит, Марина, — улыбнулся кредитор, прожигая меня своим взором. — Он предлагал мне старшую дочь на откуп. Красавицу, умницу…
Я стиснула зубы и попыталась проглотить ком, застрявший в горле, стараясь не представлять, как больно будет Кате, когда она узнает об этом.
— Но даже девственная шлюха не стоит таких денег. Даже если вы все три… — он бросил на меня красноречивый взгляд и взболтнул лёд в стакане с явно крепким напитком, отчего холодные кубики звякнули о стекло, — сдадитесь мне в сексуальное рабство на всю оставшуюся жизнь.
Мне стало плохо. Нет, он ясно дал понять, что ему не нужны секс-куклы, но и выхода никакого не предлагал. Слишком большая сумма, чтобы прощать. Слишком большая, чтобы позволить нам самим найти выход. Отец связался с плохими людьми, это очень хорошо чувствовалось в поведении парня, разыгрывающего шахматную партию. И в его друге, который смотрел на меня с такой же насмешкой и абсолютным безучастием.
— Так зачем ты пришла, Марина, зная, что расплачиваться твоему отцу со мной нечем? — Он протянул руку к шахматным фигурам и сделал первый ход знаменитыми «Е-два — Е-четыре». Прошлую партию он проиграл как полный профан.
— Просить не убивать отца, — едва слышно произнесла я, опустив взгляд.
Тот рассмеялся в ответ. Рассмеялся зло и неприятно, отчего я покрылась мурашками. Ведь этот смех не сулил ничего хорошего.
— Он продал каждую из своих дочерей, Марина. Продал тебя и твоих сестёр, как обесцененные вещи.
Я зажмурилась, сдерживая слёзы, пытающиеся пробиться через стену отчуждения. Он был прав. Отец пытался откупиться нами за свой карточный долг, но… Я прекрасно знала: если отца убьют, следующими станем мы с девочками. Так какой смысл во всём? Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, чем всё закончится, если папа умрёт. Может, со смерти мамы он и стал козлом, но… Я знаю, ему нет оправданий. И даже такое горе не очистит его передо мной и девочками. Но я верила, что всё можно изменить. Ему просто нужно очнуться. Понять, что со дня, когда в его жизни не стало главной женщины, прошло много времени и нужно возвращаться.
Да, больно. Да, принимать действительность тяжело, но нам, его дочерям, это сейчас необходимо. Он топит себя и утягивает нас следом. Я не уверена, что смогу и дальше тащить старую дырявую бригантину под названием «семья».
В комнату вошёл какой-то мужчина в чёрном костюме. Он передал заимодавцу отца папку, в которую тот немедленно заглянул и увлёкся чтением. Я же продолжила попытки как-то смягчить его.
— Ваши люди избили и довели папу до сердечного приступа, — проговорила, почти задыхаясь от разрывающей изнутри боли. — Если он умрёт, ваша расписка станет ничтожной.