В Коротаевском колхозе полным ходом шла ревизия. Ревизор Роман Георгиевич Сарафанов со своим помощником Потехиным Иваном Павловичем сидели в прокуренной бухгалтерии, обложившись кипами папок, и, прихлебывая огненный чай, сочиняли акт ревизии. Изредка на цыпочках к ним заходила секретарша председателя Катенька, ставила очередное блюдо с бутербродами, заменяла стаканы с чаем и так же неслышно выходила. Просунув голову в кабинет председателя, Благонравова Анатолия Петровича, она значительно кивала ему, что означало: «Все идет нормально», потом усаживалась на свое место, и приемная оглашалась веселой трескотней машинки.
Благонравов нервничал; многие документы были у него не в порядке, и спасти положение можно было только старыми, проверенными способами. Сегодня вечером ревизия должна была закончиться, и Анатолий Петрович готовился к пышным проводам проверяющих, отчего с самого утра сидел на телефоне и обзванивал знакомых.
– Максимыч, скорее беги к Селиванову, у него в бане еще два свежих веника остались, а если нет, то прямо к Крулю… Он знает, я с ним говорил вчера. Беги, родной, беги. Ну все, добре…
– Зина? Это Благонравов беспокоит. Выручай, Зинаида, две баночки икры хоть лопни, но достань. Не забуду, век не забуду… Все. Жду.
– Мама Таня? Ты там с ног еще не валишься? А я тут вспомнил, что у нас в кладовке гусь копченый остался. Так, что еще… Да! В четыре часа буду сам, баньку растапливать начну потихоньку. А ты там полотенчики, чаек липовый сваргань, вареньица разные, не забудь мое любимое, оранжевое, из этих, ну как их там, из абрикосов… В общем, ты баба, сама разуметь должна. И еще, чуть не забыл, в моем кабинете, в шкафу, должны быть махровые халаты, еще с прошлого раза остались. Что? Да не знаю чьи! Могут пригодиться, мало ли что! Ну все, Тань, мне некогда…
Заканчивался урок сольфеджио. За стеной высокий детский голос выводил гамму. Наталия Александровна, заведующая филиалом музыкальной школы, остановилась в нерешительности, но потом все-таки приоткрыла дверь и вызвала преподавательницу Евгению Николаевну.
– Женя, ты прости, что оторвала тебя, но только что звонила Лариса Альбертовна…
Лариса Альбертовна была завучем музыкальной школы в районном центре Белый Яр, филиалы которой были разбросаны по всему району, в том числе и в Коротаевке. Связь с филиалами в основном телефонная. Звонили, однако, редко, и не всегда эти звонки были приятными, скорее наоборот, чаще всего или предупреждения о приезде начальства на экзамен, или сообщения о собраниях и шефских концертах. Неприятен был уже и сам тон, с которым обращались к коротаевским преподавателям: намеренно превосходительный, не терпящий возражений, когда об элементарных вещах говорилось и напоминалось по нескольку раз, а о чем-то интересном для них, важном, упоминалось вскользь… Особенно чувствительной на этот «белоярский тон» оказалась обидчивая и горячая Женечка, приехавшая в Коротаевку из областного центра по распределению и никак не хотевшая смириться с таким отношением к себе начальства. Первое время она даже плакала после экзамена в классе. «Ну чем, чем мы не понравились ей? И руки поставлены не хуже, чем у ее учеников, и чего было придираться к первому пальцу? И зачем эта дурацкая уравниловка, эти сахарные, никому не нужные пятерки?»