Читать Жадность. Рассказ

© Евгений Триморук, 2018

ISBN 978-5-4493-1017-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.

И своим наставником Жацкий его не считал.

Антон Алексеевич Константинов, профессор Сочинительского колледжа им. Григория Антиповича Мокрого (сокращенно ГАМ), за учиненный второй потоп в студенческом корпусе, – любил излить всю желчь и все, что даром, на всех, кто рядом, – выселен без права повиновения.

После двухтонного и двухчасового разгребания сыроматериала и серокниг из комнаты лектора, – рукописи Жалина-трактовщика, салфетки Дансовой-поэтки, тетрадные вырезки Сонина-Сорина-собутыльника, – полки достались студенту-невидимке с очень редкой и какой-то гремучей фамилией – никто ее с первого раза не произнес четко и убедительно, так что юноша (а это непременно был он, хотя никакого удостоверения он не предъявлял) даже решил, что увлечется тем курсом, лектор которого совершит невероятное, преодолев две рычащие буквы.

По внешности R.R. (пока инициалируем – какое неудобное слово – его так), словно героя «Мастер в зазеркалье», путали с Ближней Азией, с Татарстаном. Трижды его назвали армянином, дважды азербайджанцем и даже киргизом, хотя он, как заверял неоднократно, обещая показать метрику, не принадлежал ни к одной из вышеперечисленных наций.

– Может, ты турецкий поданный, как Остап, – закашлялась от острого травяного чая, – Борхес? – шутила гостья.

– Турок, что ли?

– Кто его знает, – многозначительно отвечал хозяин комнаты, выбивая заварку из пробки с фольгой.

По мимике однокурсники предпочитали сравнивать со Стивом Николсоном и Джимом Мартином.

Но в биографии незадачливый юноша старался соответствовать иным хитросплетениям:

– По национальным повадкам я, безусловно, серб. По гражданству, по грусти и печали, по близкому ощущению смерти, русский. По месту рождения – граница двух стран Молдавии и Украины. (Как выразился мой соотечественник и земляк: «из той страны, которой нет на карте»).

По удаленному ударению, как заметил Константинов, фамилия подозрительно щурится на провинцию Коньяк. Хотя сам носитель утверждал, совершив по каким-то странным лингвистическим принципам многозначительный перевод, что корень ведет в Тунис. Кто-то, даже не особо мудрствуя, в честь его фамилии создал фарсовый культ. А Татьяна Телышева – подруга и по совместительству работодатель – восторгалась тем, какие он, не фиксируя за собой подобное явление, придумывал скороговорки и пословицы очень неопределенного замечания, в которых как обычное знамение мог затесаться подчинительный союз «потому что».

Жацкий, тот самый хозяин комнаты, поглаживая гладкий подбородок, настойчиво рекомендовал называться немцем за чрезмерную тягу к порядочности, но – втайне – за то, что уж очень завидовал, насколько его сосед, как скрупулезный медицинский работник, расставляет любимые, ненавистные и забываемые предметы на определенное место, – как-то уместно употребить «устойчиво», и они словно всегда там и должны находиться, вкопанные и вженные вулканической лавой, – так что даже ночью их с легкостью можно обнаружить.

С анекдотами, которые про себя сочинял скабрезный сосед, явный перебор. Именно ему и достались, когда он, словно бы невзначай каламбурил Жацкому, Константиновские полки, намекая на аллею рассказов «Ахиллесовы груши» и «Бунинские дни».