Утром Сэл сказала, что у неё дурное настроение. Её мучали кошмары, она плохо спала и вообще:
– Давай сегодня никуда не пойдём? Проваляемся целый день в постели.
Я ответил, что от этого можно сойти с ума – целый день торчать в каюте. Сказал, что у нас и так слишком мало развлечений.
Она ответила, что я дурак. Так и сказала: "Коб, ты дурак!" и прибавила, что я ничего не вижу дальше собственного носа.
– Точнее видишь, но не хочешь видеть. А ещё точнее, смотришь, видишь, но не хочешь смириться.
Я спросил, о чём она болтает, но Сэл уже выскользнула из-под одеяла, накинула на плечи халат. Обожаю это мгновение, когда надевает свой полупрозрачный халатик: утренний оранжевый свет пронизывает ткань, виден контур обнаженного тела, соски грудей – они появляются по очереди, Сэл поворачивается, застёгивая пуговки, – первым возникает правый затем левый… просто театр кабуки в роскошно-сексуальной интерпретации.
В каюту заглянул дневальный, сказал, что кэп желает нас видеть. На вопрос: "Какого чёрта ему надо?" ответил, что капитан сильно расстроен.
– Даже пил ром!
Я посмотрел на мальчишку-дневального с насмешливой укоризной:
– Ого! Это действительно необычно! Он так редко это делает… всего лишь каждый день.
– Приказал, чтобы вы явились к нему, как можно быстрее.
– Чичас, – согласился я. – Только надену кеды. Чтобы в поворотах не заносило.
Дневальный пожал плечами, мол моё дело передать, а дальше поступайте, как хотите.
Я предложил Сэл позавтракать, она ответила, что не голодна, и вообще лучше поторопиться. Зачем дразнить гусей?
– Тогда пойдём к капитану?
Она кивнула. Сэл не успела накрасить брови и ресницы и потому походила на школьницу-выпускницу. Чуть наивную и ожидающую от долгой последующей жизни роскошных приключений.
Капитан трескал ром. Дневальный оказался прав, сегодня процедура принятия за воротник отличалась от обычной. С мертвецки спокойным лицом капитан наполнял кружку, вздыхал и с таким же философским спокойствием выпивал.
– Здравствуй, Саломея! – капитан обращался к моей напарнице. Меня он начисто игнорировал, даже руки не подал. Я не обиделся.
– Тут вот какое дело, – капитан говорил медленно, рассуждая. – Ты же общаешься с этими… – большим пальцем он показал за спину. – И я подумал…
– Что произошло? – спросила Сэл.
– Дельце приключилось на судне ху… – кэп икнул, – хуже не придумаешь. Долли Бартоломью изнасиловали.
Сэл ничего не сказала, только нахмурилась. Капитан постучал ногтями по столу и продолжил, размышляя с самим собой. Полагаю, он вытянул пару бутылок до нашего прихода.
– Если эту отвратительную выходку можно назвать изнасилованием. Скотина, Руперт, запудрил девице мозги, наплёл небылиц, что они станут играть в паровозики.
– Руперт? – удивился я. – Вы его поймали?
Кэп заглянул в кружку, увидел дно и сильно огорчился.
– Придумал же такое, мерзавец. Чух-чух! Паровозики! Как тебе это нравится? Впрочем, ей много не надо, мозги у девчонки, как у младенца.
К своим двадцати восьми (или около того) годам Долли Бартоломью имела роскошное тело здоровой зрелой женщины и мозги трёхлетнего ребёнка. Кэп сказал, что рассудком она напоминает попугая. Он видел такого в Глазго, в порту, у прокажённой гадалки.
– Весёлый был, шельма. Задорный. Хотя и воровливый.