Ну, кто он есть, коль думает о мире,
На всей планете с именем Земля.
И обшей всеобъемлющей квартире,
Где капитан один у корабля.
И рассекая волны океана,
Шторма, и бури лаской усмирив.
И маску разрывая из тумана,
Где справедливость истинный мотив.
И каждый шаг, и действия, и мысли,
Все для того, кто просто человек.
И жить в покое всем при этой жизни,
Где долог будет состраданья век.
Придет к нам тот, кто душам даст покой,
Объединит религии и страны.
И будет с виду он как все – простой…
От взгляда затихают океаны.
И тень ручьев его блаженных слов,
Не затенит сознание, и разум.
Он в глубине заложенных основ,
Найдет нам то, что он найти обязан.
И в первозданной льется чистоте,
Блаженство справедливости земное.
И в красоте, небесной высоте,
Благое превращается в родное.
И новый мир натянутой струной,
В последний путь стрелу войны направит.
И между той, и этой стороной,
Согласие и дружба будет править.
Как запоздало, мы внимаем время,
Сквозь паутину убежавших лет.
Когда волной отхлынули стремленья,
И от шагов твоих исчезнет след.
Безмолвный поцелуй на полустанке,
И стертый образ будущего я.
Огонь и лед смешавшись в лихоманке,
Торжественного лика бытия.
И округлив в пылу глаза, и брови,
Рябиновым прикроешься листком.
Любовь твоя давно кричит от боли,
Журчит печаль таежным ручейком.
И если есть запал в пороховнице,
Спеши его немедленно зажечь.
Испей глоток надежды в той кринице,
Что жизнь твою в себе смогла сберечь.
Потерявшись в себе и как пыль,
опускаясь на ветки,
Равнодушием черствым
изранив листочки надежд.
Загоняя себя в наспех сбитые
старые клетки,
Ты желаешь найти
тот единственный в жизни рубеж.
Растворяясь в ночи,
в тишине оседая росою,
Ты журчишь ручейком,
из глубин вырываясь на свет.
Ощетинясь на всех,
пронесешься над миром грозою,
И раскатистым громом
оставишь потомкам завет.
И поймут ли они,
совершая все снова, и снова,
Что уже не должны
для себя никогда повторять.
Где-то там изломалась
пластинкою битой основа,
И иголка скрипит,
возвращая историю вспять.
К лягушке старой поселилась жаба,
Вдвоем они у тихого пруда.
И первая второй совсем не рада,
Но так распорядилась ей судьба.
Ей много лет, уже подслеповата,
И повседневный нужен бы уход.
Конец ознакомительного фрагмента.