Пребывая в творческом удовольствии, я писал, меньше всего желая, чтобы книга входила в шорт-листы бестселлеров и разлеталась по экранам электронных читалок, продавалась на станциях метро среди гор графоманских текстов или красовалась на витринах магазинов.
Habent sua fata libelli. – Книги имеют свою судьбу.
Теренциан Мавр, «О буквах, слогах, стопах и метрах».
И вправду, 9 сентября не был обычным днём. Осеннее солнце купалось в зените, отражаясь в Неве миллионами ярких бликов. Пронизанные светом, необыкновенной красоты облака, словно белые новогодние шары повисли над Дворцовой набережной, золотым куполом Исаакия, Стрелкой Васильевского острова, исчезая за горизонтом. А совсем ещё по-летнему тёплый ветерок слегка трогал волосы.
– Как же знаком с детства этот плеск волн, эти мокрые камни, здесь у Петропавловки. Подумать только, сколько воспоминаний связано с этим городом! – произнесла она вслух, и словно испугавшись своих невольных слов, оглянулась.
Но никого не было, только Троицкий мост радовал глаз своей строгой торжественностью, похожий на старого верного слугу в зелёном мундире.
– Вот редкий день, когда не нужно спешить, не нужно ни о чём думать. Даже странно как-то. И дело не в Дне рождения, не в том, что дома всё приготовлено, а потому, что приснился этот сон.
Стопы касались круглых камней, а недавние грёзы уже захватили всё её существо.
– Будто лечу над решётчатой оградой Летнего сада, низко-низко, а золотистая тьма словно соткана из тысячи ночных песчинок, причудливых запахов сказочных роз в античных вазах, окутанных негой деревьев и сонных дорожек. Кажется, во всём мире нет большего счастья, чем оказаться там. – глаза засветились, а в уголках губ промелькнула улыбка.
– Почему он приснился? И почему именно в эту ночь, когда исполнилось восемнадцать? Вечером соберутся гости, но мне совсем не до них. А ещё я встретила там его, да это мог быть только он…
Она не считала себя красивой.
– И как только бабушка может называть меня принцессой? Ну скажите на милость, где вы видели принцесс с нескладной фигурой и кривенькими ножками. – беседовать с собой стало привычкой и вовсе не тяготило. Да это и не удивительно, ведь подруг у Сони никогда не было, а почему, она и сама не знала.
Расположив свой любимый маленький мольберт поудобнее, Соня предалась занятию, которое обожала всегда. Масло венчалось с холстом, и каждый мазок приносил юной художнице светлую радость. В эти минуты она не замечала никого и ничего вокруг. Казалось, кисть была продолжением тонких Сониных пальцев, а движения – быстрыми и невероятно точными. Игра света в облаках ясного питерского неба особенно захватывала воображение, унося в мир возможных и невозможных сочетаний цветов и оттенков.