– М-матии-иильда!.. – взвыла я, заслышав характерный треск. Потому
что настоящий кошатник по малейшим оттенкам звука даже сквозь сон в пять утра
поймёт, дерёт кисанька свою когтеточку или хозяйский диван.
Подушка, отправленная в полёт в направлении звука, угодила в ни в чём
не повинную Мегеру, мирно спящую на том же диване. Мегера подняла голову и еле слышно
выдавила обиженное «мя» – крайнюю степень негодования. Природа щедро отсыпала
Мегере и ума, и кротости, и кошачьей красоты, а вот на голосе сэкономила. За
семь лет это тихое «мя» я слышала не чаще одного раза за год, в остальное время
Мегера хранила обет молчания.
Чего не скажешь о Матильде-незатыкашечке – с ней природа обошлась
ровно наоборот.
Занимался рассвет, но я, хоть и привыкла вставать рано, всё же
откинулась обратно на кровать в надежде подремать ещё часок. Очень уж
волнительный сон снился, хотелось досмотреть.
Спустя какое-то время из сна меня всё же вырвал мокрый язычок
Мегеры, вылизывающей руку. И если Матильда вылизывала хозяйку во всю длину
своей розовой наждачки, сдирая кожу, то деликатная Мегера только самым
кончиком. Я улыбнулась и открыла глаза – пора вставать. Только вместо кошки
рядом со мной сидела незнакомая барышня и аккуратно протирала мне руки мокрой тряпочкой.
– А-ааааа!! – только и смогла хрипло пробулькать я.
– А-АААААА!!!.. – заорала девица, подпрыгнув на месте. Она
опрокинула тазик с водой, бросила тряпку и выбежала из комнаты, продолжая орать
как резаная.
Это что сейчас такое было? Откуда она взялась? Я окончательно продрала
глаза и поняла, что всё ещё страннее. Во-первых, я была не у себя. Да, в новой
съёмной квартире я жила всего месяц, но не могла же забыть, как она выглядит!
Ладно, ещё шелковистые обои в нежный розовый цветочек – с ними я смогла
бы смириться, в моей квартире было что-то похожее наклеено, но не четырёхметровые
потолки же! И не витражные окна в пол, прикрытые тончайшими занавесками.
И ведь не пила накануне, как меня тогда в такие приключения
угораздило попасть? Ор уже стих, зато совсем рядом захлопали двери, начали
доноситься взволнованные возгласы, всё пришло в какое-то хаотичное движение.
Вот той самой пятой точкой, которая меня сюда занесла, чувствовала, что я тому
виной.
Прежде чем вернётся напуганная девица, надо хоть одеться. Мало ли,
за охраной побежала. Я перекатилась на край кровати, чудовищно широкой, куда
там до неё моей «полуторке», но вместо того, чтобы встать на ноги, кулём
свалилась на пол. Ноги держать отказывались. Опоили, гады, мелькнула мысль.
Похитили, увезли к чёрту на кулички. А, судя по отсутствию на мне одежды и даже
белья, ещё и воспользовались в гнусных целях.
За дверью послышались шаги, голоса, и я поспешила стянуть с кровати
тонкое одеяло. Внезапно ослабевшим рукам даже оно показалось тяжеленным. Только
и успела прикрыть тушку, как дверь распахнулась.
– Девочка моя! – всплеснула руками стройная милая дама в пышном длинном
платье.
Середина-конец девятнадцатого века, не позднее, оценила я наряд. Что
даём? «Анну Каренину» или «Женитьбу Бальзаминова»? Потому что, судя по одежде
столпившегося у двери народа, очутилась я не где-нибудь, а в театре. Ой,
надеюсь, не на сцене же… Я обернулась, но обнаружила позади себя глухую стену,
тем и успокоилась.