Обедали молча. Отец, медленно пережевывая пищу, по привычке смотрел в одну точку. Мама бросала искоса хмурые взгляды на бывшего супруга, а я, маленькая шестилетняя Анжелка старательно копировала отца, толкая под столом свою старшую сестру. Вера не отвечала на мои толчки и гримасы, ее глаза не поднимались от тарелки.
Прощальный обед с отъезжающим отцом подходил к концу. Грачев встал из-за стола, выйдя во дворик, поклонился нашему старому деревянному дому, сказав как-то по старомодному:
– Прощай, дом родной!
Вера всхлипнула. Закинув на плечо мешок со своими пожитками (ну, не было у отца чемодана) он быстро вышел на улицу.
– Анжелка, беги за ним на вокзал и будь там, пока он не сядет в поезд! – приказала мне мама.
Я побежала догонять отца.
На вокзале я не знала куда себя деть. Отец подсел к двум каким-то дядькам и, покуривая, завел с ними бессмысленный вокзальный разговор. Я съела одно мороженное, потом – второе и еле-еле – третье, а отец все не уезжал, продолжал всё вести беседу. Тогда, я незаметно прошмыгнула из здания вокзала на улицу и побежала назад.
Дома мама гладила белье.
– Ну что, проводила отца? – спросила она.
– Нет. Не дождалась поезда. Но билет он на него купил! -отрапортовала я, устраиваясь поудобнее на старом диване и вертя в руках яркую книжку с картинками.
Единственной дорогой мебелью в нашем доме был черный рояль. Моя старшая сестра Вера училась в музыкальной школе. Родители после долгих споров всё же купили ей эту громадину. Ещё, в трех небольших комнатах нашего дома, стояли две скрипучие железные кровати, ветхий диван, из которого повылазили почти все пружины, четыре деревянных стула и круглый стол, который однажды стал почти как раскладывающийся: это пьяный папа шарахнул в сердцах по нему топором.
Если папа не пил, он мог приготовить очень вкусные котлеты, соломкой пожарить картошку и даже испечь пирог. А по выходным дням отец брал нас, дочерей, на футбол. Когда мы втроем шли в первый раз на стадион, папа просил называть его при людях братиком Зозиком. Объясняя нам, что все его знакомые удивляются, что у него, у такого молодого мужчины, уже такие большие дети. Я смеялась и говорила, что буду теперь всегда называть его братиком Зюзиком, а не Зозиком…
Когда у отца начинались запои, я с мамой и сестрой переходили жить к знакомым или родственникам. Потом папа переставал пить и звал нас обратно домой, обещая больше никогда не прикасаться к спиртному. Мы верили и возвращались до следующего папиного запоя.
А теперь, вот, отец развелся с мамой и уехал от нас навсегда.
Вздохнув, я захлопнула веселенькую книжку.
– Пойду погуляю, – сказала я матери.
Та только кивнула головой.
На улице подружка Оля, катая в коляске младшего братишку, сообщила новость – соседний дом, что рядом с конторой, остался без хозяев. Старые хозяева выехали, а новые еще не вселились.
– Давай тогда сходим за Вадькой, – предложила я, – он говорил, что на чердаке этого дома есть какой-то старинный сундук.
– Ух ты, здорово! – захлопала в ладоши Оля. – Подожди, я только отведу брата домой.
На чердаке было темно и душно. Всюду висела длинная паутина и роились осы. Облазив весь чердак, мы так ничего и не нашли.