Ярость опаляла небо.
Кул-Хазиз почуял ее. Ему почудился лязг оружия, запах мужского пота, свежей крови и старых грехов.
Принюхиваясь, он посмотрел поверх спин мирно пасущихся овец на север. Высоко в белом небе висело тысячелетнее палящее солнце. Его око замечало все, что творилось за скалами, на равнинах, в цветущих лугах и далеких холмах. Оно видело то, чего Кул-Хазиз не видел – только чувствовал.
Кул-Хазиз задержал взгляд на хмуром горизонте. Потом взял сучковатый посох и медленно пошел через вяло бредущее стадо, мягко, почти отечески подталкивая в бока отстающих овец. Он с женой и сынишкой всегда держал путь туда, где недавно прошел дождь: дождь означал свежую траву, а трава для стада означала жизнь. Сейчас он видел, что на севере, у города Асора, собираются темные тени, похожие на грозовые тучи. Однако это были не тучи. В воздухе не пахло дождем – Кул-Хазиз угадал бы его за несколько дней. Нет, дождь был ни при чем. В воздухе пахло только яростью.
Жена Кул-Хазиза, сидевшая в шатре из козьих шкур, перестала штопать и поглядела на небо. На другом краю бугристой, неприметно взбирающейся в гору равнины маленький сын Кул-Хазиза стучал посохом по земле, загоняя в стадо отбившихся овец, и вдруг посмотрел на отца.
Кул-Хазиз стоял на склоне холма, неподвижный, как камень, прикрывая рукой глаза от яркого солнца. Он ничего не знал о том, что происходит, но кое-что слышал от других кочевых семей. Гнев Яхве обрушился на нас, мы обречены, лепетали они заплетающимися языками. Яхве истребит нас за наши прегрешения, вещали пророки из пастухов, кочевники, цари пастбищ и холмов. Сердце у Кул-Хазиза отчаянно колотилось, словно рвалось узнать.
Сын Кул-Хазиза пробрался через стадо. Схватил отца за руку.
Что-то полыхнуло, будто молния, но это не была молния. Вдали, на севере, у города Асора. Ярко-синяя слепящая вспышка, сильная, страшная. Кул-Хазиз закрыл рукой глаза. Сын вцепился в него, пряча лицо. Позади вскрикнула жена, овцы кинулись врассыпную. Кул-Хазизу опалило руку. Когда жар спал, он снова посмотрел на север и ничего не увидел. Сын смотрел на него снизу вверх, его глаза задавали вопрос, на который Кул-Хазиз не мог ответить.
А потом он увидел. За дальними скалами, за равниной деревья клонились под ударами страшного ветра, ломались, летели по воздуху, и на их ветвях расцветало пламя, а сама равнина чернела на глазах, словно по ней от Асора шла армия. Огненная армия ползла по равнине, выжигая траву, вспахивая песок, превращая в костры кусты терновника.
Ветер взлетел на поросший травой холм к Кул-Хазизу, заюлил вокруг, дергая пастуха за лохмотья, нашептывая ему на ухо тайные слова. Овцы заблеяли.
Скоро придет огонь. Он поглотил Асор и теперь пожирал всех живых тварей в окрестностях этого города. Кул-Хазиз понял: еще несколько глотков приятно теплого воздуха – и тот превратится в бушующее белое пламя.
Сынишка рядом с ним окликнул:
– Отец?
Пророки были правы. Их черепа и посохи, письмена, начертанные в небе, предсказывали неизбежную развязку. Не называли только срок.
Кул-Хазиз сказал:
– Великого бога Ваала больше нет…
И застыл на холме словно камень.
Пылающий камень.