Лето. Полдесятого. Утро. Еще свежестью пахнет земля,
Велосипед. Майка. Шорты. Изнанка меня.
Можно лихо подвесить язык, лепить шутки, растягивать улыбку,
Но сегодня я остаюсь собой – закрытым и жидким.
Завтра ничем не зацепит, как ни одна из них.
Полоснуло по сердцу – это одна из них…
Движется орава клонов, среди них и я,
Шастают уймы манекенов – подражателей тебя.
Я шутил про смерть, хотя сам жутко её боялся,
На душе тихо и тускло – за окном шумно да ясно.
Кто-то наращивает ногти – кто-то их нервно сгрызает,
Не ношу часы – напоминают о смерти, тупо мешают.
Сменил сигареты на бег,
От бледности города внутри меня устал человек,
Шучу – не сменил, курю минимум пачку за день,
Внутри меня нет человека – там максимум тень.
Хватило сил забыть твой номер дома, но не глаза,
Я – в кинозале слепой,
Душевный террорист прячет грустную мину
Под черной густой бородой…
То, о чем мечтал я, достается другим,
В четырех стенах искать себя,
Зарыться под землю – я потерял,
Прошу – хватит, довольно… Верни мне меня…
Твои глаза – мой опиум – яд,
Подземный ключик в пустыне – нирвана,
Каждая мысль о тебе под прицелом – отправляется с крыши,
Каждая мысль о тебе – убогий спектакль – ломка, что трясет наркомана.
Эти сравнения выдал не я – слабый голос из далекого детства,
Он завоет одиноким ветром и разлетится серой мертвой пургой.
Так почему же он слабый?
– Наверное, от того, что вылетал из горла, сдавленного твоей ногой.