Просторные лежат снега в отчизне,
Среди лесов широкие поля,
И думается: нет предела жизни,
Жить хорошо – и это знаю я.
Спокойные в полях мерцают дали,
Когда луна, когда сухой мороз.
И этот вид, как должно,
чуть печален,
Но только чуть, а вовсе не до слёз.
Вон там огни далекого селенья,
Где жители в своих делах мудры -
Они не знают праздности и лени,
Не грезят про заумные миры.
Они работают.
Для них земля надежна.
Им время есть. И думы их просты.
Да по-иному им и невозможно -
Земля не терпит лжи и суеты.
И вижу я, чем взгляд уходит дальше,
Тем дальше мысль в глубины бытия,
И если нет в душе ни зла, ни фальши,
Жить хорошо – и это знаю я.
У каждого в памяти что-то свое -
Различные точки отсчета…
Душистое поутру в поле жнивье,
Автобус у поворота,
Обильная к встрече для гостя еда,
Река с окунями и щукой…
Пожарищем вылизало навсегда
Деревню. Ни взгляда, ни звука.
И по миру тихо ушли старики,
Покрылась бурьяном дорога…
Но с лыком в строку:
кабаки, бардаки -
Не ладится что-то у Бога.
Блаженны, которых лишил Он ума.
А в разуме много ли толку?!
От века в России то мор, то чума,
То царь, а то из лесу волки…
Казалось, что лето уже не придёт,
Весна уступала морозам,
Студёное солнце наметилось вброд
Скользить за окном по берёзам.
О, как это было сегодня давно -
Надежды и сны остывали,
Подглядывать утро училось в окно,
В углах тараканы сновали.
Пустой холодильник напрасно урчал,
Урчал, ему вторя, желудок.
Я снова проснулся в начале начал,
Не зная, куда и откуда.
Меня пригвоздило молчание стен,
Как будто я ночью стрелялся.
Наверно, я ждал для себя перемен,
Возможно, я их не дождался.
Но, собственно, кто я такой на земле -
Рассчитывать на перемены?
Недвижимы рукописи в столе,
Однако пульсируют вены.
И вот уж ещё одна ночь позади,
Хорошая или плохая,
И день, поселившийся на день в груди,
Я вновь вознесу и охаю.
Я буду искать продолженье себя,
Свои тупики сортируя,
Не сбросив, но в клочья растеребя
Намерений прежнюю сбрую.
Запутаюсь и заплутаюсь опять,
Измотанный к вечеру в лоскут,
Но в сон погружаясь
и дёрнувшись вспять,
Нащупаю света полоску.
Я к ней потянусь и увижу в окне -
За ним происходит движенье, -
Что лето наступит, что дело к весне,
Ко всяческому продолженью.
Когда в квартире всё наперекос,
Еда худая, мебель из опилок,
Вопрос мудрён, ответ, однако, прост:
Ослаб наш лоб, зато окреп затылок.
На нём удобно держится хомут,
И сколько нам на холку не навьючат,
Кто правит – прав, пускай порою крут,
Спасибо и за то, что жизни учит.
И мы умнеем с горем пополам,
И бытия не называем горем.
Глотнув вина, смелеем по углам,
И о свободе меж собою спорим.
И будем спорить год, и век, и два;
Но всё равно – на всех её не хватит.
Ну а когда опухнет голова,
Мы переляжем с печи на полати.
А поутру опять впряжёмся в воз,
И напрягаться не найдём посылок.
Вот потому-то всё наперекос,
Еда худая, мебель из опилок.
В левом боку стучит календарь,
Иногда болит, но нечего плакать -
И семьдесят лет назад был февраль,
Посмотришь вперёд –
всё равно ты лапоть.
Нет звонков на сотовый телефон.
И слава Богу, и не звоните,
Не нарушайте прекрасный сон
Поковыряться в своём корыте.
Мы уже нахлебались тюремных щей
С тридцать седьмого года,
И почти не вычесать сексотов и вшей