Воспоминания стали для меня религией. Очиститься от грехов, вернуться к временам невинности. Совершить паломничество. Теперь я в море, изменившем мое существование, и смотрю на свою жизнь. Я – Ибрагим. Сын Манолиса и Софии, возвращающийся в родную Паргу. Семнадцать лет я не видел лица матери. Я избегал зеркал. В своем лице я искал забытые черты брата, матери, отца. Отыскивая их, я сам потерялся. Я не смог вернуться, не смог взять их за руки. В моей голове звучит мелодия скрипки, которой меня обучила матушка. Это – единственный дар Родины моего детства, с которой меня похитили.
Настя не слушала. Мысли дёргали её за руки. Не хотели допустить, чтобы их утопили в сериале. Казалось, юность не может кончиться. Только вот, подлая юность взяла и прошла, ее не спросила. Она и не собиралась ее спрашивать. Прошлое представлялось важнее, чем будущее. Его годы были сочными, красными. От этих воспоминаний тонус покидал Настины мышцы. Как в аранжировках нулевых: вжиих, и нет его. Настя сидела и не могла двинуться с места. Ничего не нужно.
– Госпожа!
– Они знают, Гюльсен. Они все знают. Мне нужно поговорить с государем. Он должен помиловать Ибрагима.
– Госпожа!
– Сообщи государю, что я пришла. Пусть гонец к Ибрагим-паше немедленно отправляется в путь.
– Повелитель, Хатидже Султан пришла.
Взросление… Пять тысяч теток всевозможных формаций талдычили об этом. Уголки их ртов были опущены, в глазах злоба. Настя думала, они хотят навязать ей эти свои уголки, заставить выполнять их волю… Нужно решить: взрослеть-не взрослеть. Не взрослеть. Нельзя. Тошно, мерзко, неправильно. Должна быть в этом коридоре пусть маленькая, узкая трещинка, выскочив через которую, спасешься. Она еще не долюбила. Она не может, только потому, что он – ее муж, увязнуть в нуге уборка-супермаркет-телевизор.
-Настя, – позвал Сергей.
Не хотелось поворачиваться, говорить не хотелось.
– Нас-тя, – он произнес ее имя по слогам, с металлическим привкусом. Чувствовал превосходство.
«Мама права. Надо было думать о профессии. Будь у меня деньги, не шипел бы сейчас «нас-тя».
-Что, Сереж?
–Стас мне звонил.
– Занять денег?
– Не знаю. Может, и денег. Он на базу зовет.
– Опять?! Второй раз за неделю. Вы чем там занимаетесь?
– Ну, перестань. Тебе ничего нельзя рассказать. Сразу обвиняешь.
– Неправда. Ты лжешь.
– Чем занимаетесь? Не правда! – передразнил Настю Сергей.
– Хватит. Оставь меня в покое. Хочешь ехать бренчать всю ночь – езжай, бренчи.
Настя резко встала. Выключила телевизор. Задев Сергея плечом, выбежала из гостиной, и скрылась в комнате, где спал трехлетний Никита. Она с силой держала дверную ручку, чтобы не дать ему войти. Сергей не отставал. Остановившись перед дверью, он с горечью сказал:
– Каждый раз, когда я встречаюсь с друзьями, ты злишься. Когда у меня появляются интересы, ты тоже злишься. Ты всегда злая, когда я счастлив.
– Так в чем проблема? Иди, разучивай песенки. Удачи, Пасториус. И не обращай внимания, что бас у тебя четырехструнный, как у школьника, потому что играть на пяти струнах для тебя «убийственно»!
– Настя! Ты говоришь, что меня любишь. На самом деле, ты вся ядом пропиталась. Мечтаешь, чтобы я был несчастливым, был неудачником. А ты меня утешала. Ты меня ненавидишь. Хочешь, чтобы от тебя зависел. Больше мне нечего тебе сказать.