Ри чувствовал приближение холодов. Единственным, оставшимся доступным ему, старому слепому чудаку, чутьем. Ему никто не верит. Твердят что для холодов слишком рано, но его старые кости не могут врать. Каждое утро он выходит во двор, глубоко дышит и слушает, что говорят ему земля и воздух. Земля говорит так, что вся его плоть содрогается от ее зычного голоса.
– Скоро начнутся холода. – Снова повторил он. – Нужно беречь ребенка.
Ответом была тишина. Старик рассердился и громко крикнул в темноту позади себя:
– Рона! Мерзкая девица! – темнота разродилась скрежетом открывающейся двери.
– Что тебе?
– Холода приближаются, нужно беречь ребенка.
– Какого ребенка, полоумный?
– Того, что родится с первым холодным ветром.
В ответ дверь пренебрежительно хлопнула.
– Дура, – прошептал Ри, тяжело, всем телом припадая к теплой июньской земле. – Что, что ты говоришь, Земля-матушка?..
Вечером, сидя за столом и пытаясь определить по шуму, вся ли семья собралась, старик повторяет то, что сказал утром.
– Сейчас же начало июня? – Звучит чей-то надтреснутый голос, после недолгой паузы. – Жара.
– О, снова он за своё, – ворчит Рона.
– А ты молчи, безмозглая. – Огрызается Ри. – Июнь, но через месяц подует холодный ветер и родится ребенок.
За столом повисает напряженная пауза.
– Дедушка, – бархатно звучит голос недалеко от него. – Кто же родит это дитя? За столом три женщины: две из них девицы и одна – наша старая мать. И не похоже, чтобы одна из нас несла бремя.
Это обстоятельство он упустил. Ри озадаченно притих. Не ожидая от него вразумительного ответа, сидевшие продолжили трапезу.
– Но он родится! И его надо беречь…
– Ой, да слышали мы. – Снова заскрипела Рона. – Себя побереги лучше! Говорят тебе – нет среди нас беременной. Или тебе сын твой родит?
Послышалось возмущенное кряхтение. Кто-то с набитым ртом пытался съязвить в ответ.
– Да молчи ты, проклятая! Глядишь ты и понесешь! – сердится Ри.
– И что ты думаешь, мне ветром в поле задует ребенка твоего?
– Да, отец, тебе повезло, что ты слеп – видел бы лицо Роны, сразу понял, что это невозможно. – Отозвался ее брат, прикончив остатки пирога.
– Молчала бы твоя ослиная задница, Бру.
За столом послышалась возня – родственники щедро потчевали друг друга тумаками и оскорблениями на десерт.
– Что за ублюдки. – Тихо вздохнул Ри. – При женушке моей не было такого.
– Вот именно, ступал бы ты следом за ней уже. – Шепнула Рона.
– Дал бы мне Великий глаза хоть на секунду, я бы взял кочергу да стукнул тебя по твоей дурной башке!
Вскоре в перепалку включились остальные и продолжали, пока не вытряхнули из кладовок сознания все припрятанные до случая, колкости. А тогда наконец замолчали, тяжело дыша.
– Что ж. Поживем – увидим. – Примирительно заметил женский голос и, не без яду, пожелав друг другу спокойной ночи, семейство разошлось по своим закуткам.
Жаркие дни сменялись прохладными ночами, но ничто не предвещало холодов или незапланированных детей, потому все стали забывать пророчества Ри и занялись своим любимым делом – подбором ядовитых слов и выражений для будущих ссор.
– Да-да, как ты говоришь, ха-ха…ну-ка, повтори…
Ри спасался от их словоблудия в саду. Как ветхий пень среди молодой поросли, он с сердитой обреченностью, стоял на своем: