Часть первая
В жены напрокат
За десять минут до того, как выброситься из окна, она попросила у меня сигарету.
На столик летнего кафе, где сидели мы с тетей Милой, легла тень, мы подняли голову и увидели розовый пупок, из которого торчало серебряное колечко. Я машинально перевела взгляд выше: перед глазами возникли пояс очень светлых джинсов с заниженной талией – над поясом виднелась полоска белоснежных трусиков – и край розовой маечки, доходившей незнакомке точно до середины ребер.
– Не угостите сигареткой? – прозвенел голос. По-детски пухлые губы, которые произнесли эту незамысловатую фразу, сразу же сложились в просительную гримаску.
Девушка была отчаянно молода, ей было лет пятнадцать-шестнадцать, никак не больше. Будь на моем месте мужчина, возможно, он взирал бы на это розовощекое белокурое, крепко сбитое существо с молочно-белой кожей и задорно вздернутым носиком как-нибудь особенно плотоядно. Для меня же девчонка не представляла ровным счетом никакого интереса, поэтому я равнодушно кивнула на лежащую передо мной сигаретную пачку и отвернулась.
«Сейчас тетя Мила ей скажет: „Деточка, рано курить в твоем возрасте, разве мама никогда не говорила тебе, что курящая девушка – это вульгарно?“» – подумала я машинально, просто по привычке прогнозировать ситуацию на несколько минут вперед. И не ошиблась.
– Деточка, разве мама никогда не говорила тебе… – голос моей тети звучал прочувствованно и сердечно ровно настолько, чтобы микшировать занудно-нравоучительный смысл ее слов. Но девочка-подросток (на то она и была еще в пресловутом переходном возрасте) среагировала мгновенно и с вызовом – что, собственно говоря, тоже было вполне прогнозируемо, выпалила:
– Ой, да не лезьте вы не в свое дело! Отстаньте! Хочу – курю, хочу – пью, вам-то что? А мамы у меня давно нет, понятно вам?
Последние слова все-таки резанули ухо. Я обернулась на грубиянку бог знает зачем, скорее всего, просто повинуясь мгновенному чувству жалости: такая молоденькая и уже сирота! Но она уходила от нас, независимо покачивая полненькими, плотно упакованными в джинсы ляжками и потряхивая светлыми локонами, отброшенными на спину. В нарочито отставленной в сторону руке дымилась сигарета. Ну что ж, обычный нахальный подросток, каких миллион или даже несколько миллионов, если верить последней переписи населения, подумала я. Ничего общего с забитой сироткой из душещипательного рождественского рассказа, да и вообще о девчонке явно заботились, не родственники, так кто-то еще: нормально упитанный, чисто одетый ребенок.
Но тетя Мила, на которую порою накатывали приступы необъяснимой сентиментальности (в такие минуты слезы жалости у нее мог вызвать даже разомлевший на жаре котенок – она мгновенно придумывала ему биографию, которая могла посоперничать с приключениями героев бразильских телесериалов), уже смотрела на меня глазами, полными слез.
– Женя! Какой ужас! У девочки нет мамы! – прошептала она, смыкая руки у самого подбородка. – Такая юная! Такая прекрасная! И круглая сиротка!