⇚ На страницу книги

---

© Шевченко Г., 2017

© ИПО «У Никитских ворот», серия, 2017

Домохозяйкин блюз

«Мне в детстве было многое дано…»

Мне в детстве было многое дано:

тетрадь, фломастер, твёрдая подушка,

большая спальня, низкое окно,

донецкий воздух, угольная стружка.

Когда на подоконнике сидишь,

то терриконы сказочней и ближе.

Мне нравилась базальтовая тишь

и мёртвый флюгер на соседней крыше.

А за полночь, сквозь шорох ковыля,

сквозь марево компрессорного воя,

подслушивать, как вертится Земля,

вращая шестерёнками забоя.

Охранник Геннадий Сушко

С редеющей грядкой последних седин,

с обтянутым формой брюшком,

томится у кассы № 1

охранник Геннадий Сушко.

Он утром увидел её у стола –

она покупала морковь,

но мимо него, изогнувшись, плыла

её равнодушная бровь.

В «Пятёрочке» цены сегодня смешны

на яблоки и молоко.

Он сделал бы скидку, ушёл от жены,

но образ её далеко,

как будто она – молодой лимузин,

а он догоняет пешком.

Томится у кассы № 1

охранник Геннадий Сушко.

Вера

Она встречает его в прихожей, говорит:

– Вымой руки, –

идёт в кухню, наливает горячий суп.

Смотрит, как он ест.

Замечает, что две волосинки поседели у него в носу.

Он вспоминает:

– У Сергея Петровича сегодня умерла мать…

Она головой качает,

ставит будильник на семь тридцать пять.

А потом они ложатся в постель,

укрываются пледом и спят.

Спят, спят, спят,

прижавшись друг к другу спинами,

восемь часов подряд.

Утром он кричит ей:

– Вера, у нас кончилась бумага!

Она ворчит сквозь сон.

Затем встаёт, прихрамывает,

подаёт ему новый рулон.

Как мамы

Мы окна мыли, мыли в октябре,

в окно смотрели,

стёкла мыли, мыли,

мы видели себя на пустыре,

в холодном ветре,

в облаке из пыли,

мы там стояли, на сухой траве,

смотрели на себя в окне немытом

и думали, что это в синеве

стоят другие,

сгорбленные бытом.

Лежал в тумане кабельный завод,

за кочегаркой зарево качалось,

а рядом начинался кислород,

и больше ничего не начиналось.

А мы стояли на сухой траве,

дышали пылью и в окно смотрели

на то, как эти сгорбленные две

маячили в проёме еле-еле

и мыли окна током чистых вод,

размазывая тряпкой по спирали.

Лежал в тумане кабельный завод,

а мы, как мамы, раму протирали.

Невеста

По мягким полозьям вельвета

плывёт, озаряя углы,

невеста, продетая светом

в любовное ушко иглы.

Отец поцелует сердечно

в дизайнерский локон виска

и в море отпустит навечно.

Посмотрит с улыбкою, как,

минуя нарядные лица,

плывёт к ней её водолаз

с цветком в белоснежной петлице,

с блестящими кошками глаз.

«Заколочен досками колодец…»

Заколочен досками колодец,

возле грядок брошены лопаты,

незнакомый и нетрезвый хлопец

курит возле дедушкиной хаты.

Выплывет хозяйка, озираясь –

что хотят незваные шпионы?

Выплеснет помои из сарая

в бабушкины флоксы и пионы.

Детство отшумело и пропало,

убежало странствовать по нивам,

затерялось в гуще сеновалов,

растворилось в воздухе ленивом.

Лишь стоит за сломанной калиткой,

возле обветшалого крыльца,

нерушимый, крепкий, монолитный

запах бузины и чабреца.

Безумная

Она сошла с ума –

сорвалась с небосвода,

пустилась по холмам,

по зимним огородам.

Скрывается, дрожит,

она подобна мухе –

то, тихая, лежит,

то ползает на брюхе.

В стране переполох,

неразбериха в прессе –

догнать её не смог

Шойгу на мерседесе.

Волнуются послы,

трясутся миротворцы,

взлетают, как орлы,

пилоты-добровольцы.

Над сферою Земли

вершат свои полёты,

Читать дальше

---