Ритке Беловой сегодня исполнилось пятнадцать. Тётька Файка Козлова всегда ставила её в пример своей дочери и Наташке Сизовой, с которыми Ритка дружила с первого класса.
– Ирка, вот смотри, Ритка-то всегда и спасибо скажет, и здрасте, и всего доброго, не то что ты… – Фаина Семёновна только что подарила Ритке от себя и дочки ободок для волос и электрические щипцы для завивки, и сейчас стояла, зажав в ладони стакан с красным вином. Она произносила тост, но как всегда не удержалась и стала хвалить Ритку.
– Тёть Фай, Ирка тоже вежливая, так-то… – вмешалась Наташка, которая сидела рядом со своей матерью, грузной круглолицей поселковой аптекаршей Галиной Петровной. Мать дёрнула её за рукав: не лезь!
– Ну ма! Чо ты как эта! – Наташка надулась и закусила толстую нижнюю губу.
– Что ма? Ну что ты вечно “ма”? Вежливые они, ты гляди! Одна другой краше! Рит, хоть ты этим двоим объясни, что если с людьми по-человечески не разговаривать, так они и с тобой будут как черти-с-кем.
Наташкина мать закашлялась, поставила бокал с красным на стол и стала протирать салфеткой лицо. Она постоянно потела, когда говорила что-то важное, а другого она никогда и не говорила.
Все риткины дни рождения праздновали дома. Мать готовила курицу “на банке”, два салата и бисквитный торт. Гости всегда были одни и те же: Ирка, Наташка и их матери: Фаина Семёновна и Галина Петровна. В посёлке из называли Файка Кое-куда и Гал-Петровна. Прозвище “Кое-куда” иркина мать получила за привычку всегда убегать посреди разговора, сказав, что “ой, я ж забыла – надо ж забежать еще кое-куда!”. Обычно “кое-куда” заканчивалось у Ритки дома, где она с её матерью подолгу курила на кухне, допивая бесконечную настойку на морошке. Разговор у них был всегда один и тот же: “Ты Нинк, зря Сашку-то прогнала. Так-то хороший был мужик”. По нечетным дням случались вариации “Вот не зря ты, Нинк, своего выгнала – хороший-то хороший, да спасибо-то никогда и не скажет”. Ритка же просто сидела в комнате и тайком читала материны газеты “для взрослых”, которые та складывала в нижний ящик комода, накрывая пакетом с оплаченными квитанциями за квартиру.
Ритка слушала, как гудит Гал-Петровна, которая ушла на кухню помочь риткиной матери заправлять салаты. Ритке некуда было девать длинные худые руки: еды еще не принесли, сок она уже выпила, а тянуться через весь стол было лень. Ирка с Наташкой шептались и пинали друг друга ногами под столом, отчего в графине с соком не затихала тёмно-вишнёвая рябь. Тётька Файка шумно вздохнула, отхлебнула красного и что-то сказала себе под нос. Ритка услышала только “осподи былиб дровы се”.
– Девки, вы чи передохли тут все? – риткина мать высунулась в комнату из дверного проёма, – Не дозваться вас! Идите-ка помогите старшим!
Ирка и Наташка сползли со стульев и, свесив головы, пошли на кухню. Ритка осталась с тётькой Файкой.
– Да не мучайтесь вы уже, господи, сейчас мы посидим по-человечьи часик, да и пойдем. Нам кое-куда еще надо забежать.
– Тёть Фай, да мы не мучаемся…
– Мучаетесь, что ты мне заливаешь-то? Матери вон иди заливай, а я вас вижу как через микроскоп. Что я, молодой что ли не была?
– Были, наверное.
– Наверное! Не наверное, а похлещще вашего еще, Маргарита Алексанна. Мы с твоей матерью в школе давали такого шороху, что Зинаида Иванна нас в кабинет не пускала.