с октябрём я играю в классики:
чёрно-белые фильмы Бергмана
и проглоченный Бунин наскоро
изгоняют осенних демонов.
изгоняют, но только временно.
с декабрём буду прыгать в озеро,
ледяное, как шкура мамонта.
усмехнётся холодным отблеском
и меня в себя примет с радостью.
прорубь долго не будет скалиться
и затянется ближе к полночи.
с маем пляшем мы вальсы парные
на манер современный дёрганный,
(чтоб партнёршу свою порадовать
нужно быть ну хотя бы Гослингом).
мой последний звонок сорвался, ведь
по межгороду слишком дорого.
красный август со мной заигрывал
на манер Ералашных образов:
то бросает в меня записками,
то портфелем ударит в голову.
мне не больно, мне просто совестно,
что надежду даю напрасную.
сердце связано вечно с осенью,
ни с зимой, ни с весной, ни с августом.
вязкость ночи, блеск сапфиров, что в глазах нашли приют.
я, своё окно покинув, улетаю на луну.
улетаю, чтоб вернуться с лунной крошкой золотой.
и, посыпав на сапфиры, погружаю крошку в сон.
крошку, что устала за день собирать цветы в тетрадь.
свежевысохший гербарий ожидает у окна,
но остервенело ветер спляшет с листьями фокстрот
и взрывает вязкость ночи багрянеющим костром.
я не смог смотреть на это – с подоконника нырнув,
отобрал у злого ветра хной залитую весну.
разложил опять по книжке и, ладони приложив,
на прощание малышке подарил цветные сны.
сны о солнце, что девчонка собирала целый день.
не для школьного урока, а для мая в октябре.