1.
Под обаянием Губанова,
под свист циркачного шута
играла молодость баянова,
беспутства лилась маята.
Кусались, рылись, были пьяные,
каталась со смеху судьба:
«Вы окрыленные, вы окаянные,
вы прокутившая борьба!»
Под утро прозревали, сумраком
до дна забитые глаза,
и боль входила в думы ступором,
крошились гроздья и лоза.
2.
Ко мне ложилась ты охапкою,
молчанием округлых плеч,
и я касался тебя лапкою,
и бог стремился к нам прилечь.
На узелки сплетались пальцы
(сердца запутались сильней),
и серые смотрели кварцы
на волоса моих полей.
Крыла и лифчик были сброшены,
и воск лица обсыпал пот,
и мы бессмертию подброшены –
любовь заглядывает в рот.
3.
И мы дрожим, дрожим от слабости
наш каждый шаг – вираж пера.
И мы молчим, молчим от радости,
а будущее как дыра,
где пропадает наше прошлое,
засаленное как халат,
и наставление дотошное
из брошенных и отчих хат.
Порочное перерастает в прочное,
движение идёт в союз,
тепло не может быть заочное,
я лучше заново влюблюсь,
В тебя немножечко иную
без проволочек и нытья,
и лишь к судьбе тебя ревную –
я ваше общее дитя.
4.
Такой смешной, такой нахальный,
что часто по небу хожу,
для жизни я слегка опальный,
себя в ней редко нахожу.
Не удивляйся моим ранам,
я их порезал сотни раз,
захлёбываясь горьким нравом,
набычив злостью львиный глаз.
Тебя искал, терял, чурался,
курил и думал о дурном,
как предпоследний край остался,
я понял, что нельзя потом
надёжней и нежней создания
в земной текучке отыскать.
Любовью кончилось скитание,
меня ты стала понимать…
5.
А крылья вырастут и после,
до крыльев надо дорасти,
специально мир ко смерти сослан –
любовь должна его спасти!