Полковой художник
– Кто умеет рисовать? – спросил замполит седьмой роты шиханского мобильного химполка.
– Я! – ответил я.
– Ну, и зачем ты это сделал? – вопрос был задан кем-то изнутри.
– Сам не знаю… Черт дернул… Может сказать, что пошутил?
– Все… Уже поздно. Здесь люди шутить не любят. Теперь сам отдувайся, как знаешь.
И голос исчез. Я остался наедине со своей совестью.
По времени это заняло минуты четыре. К шестой минуте я уже стоял в кабинете замполита и принимал заказы на создание шедевров в виде рисования планшетов, которые должны были располагаться по всему периметру огромного полкового плаца.
Это было почти самоубийство, потому как в полку били, а я никогда в руках не держал ни карандаша, ни кисти, ни даже ластика. И судьба Бендера мне тогда казалась лучшим исходом для меня, а именно – быть непонятым и выкинутым с парохода Советской армии по причине несоответствия эстетических взглядов. Но какие взгляды могут быть в Шиханах в конце восьмидесятых годов двадцатого века? Только военно-полевые.
И в тот момент генетический код мне крикнул – ура! Отец и младшая сестра у меня были профессиональными художниками, и что-то здесь сработало, что-то сцепилось.
В результате этой сцепки, через три месяца кропотливого выкачивания из организма силы воли и русского "А, пропади все пропадом!", весь полк был усеян гениальными портретами (a-la Ostap Bender) советских освободителей от буржуазных захватчиков и непосильно-западного идеологического гнета.
Приезжала комиссия из ГДР и пыталась переманить местного художника эпохи военного заката к себе в Хаале, но за меня наши офицеры держались крепко. Да и я не особо рвался, так как к тому времени уже играл на баритоне, а чуть позднее возглавлял рок-ансамбль песни и пляски в соседней казарме.
Двое в поезде, не считая собаки
Это не рассказ, а реальный исторический сюжет или, скорее даже, невротическо-социопатический памфлет, переведенный из амбулаторного врачебного заключения в жанр так и несостоявшегося биографического комментария, о человеке, который хотел многое в жизни понять, успеть, поменять и, наконец, достичь, прихватив заодно и меня с собой.
Санчес Кокуев – профессиональный безработный, бездельник, тунеядец (как, собственно, и я), но при этом гений трансформирования своих пороков в высшее человеческое достоинство. Он родился 6 июня 1965 года.
Мы встретились во время репетиции рок группы Dorian Gray весной 1989 года (хотя это название можно было бы написать кириллицей, так как песни пелись на русском языке, а в аккомпанементе в основном использовались плагальные обороты), где я мучился, перебирая клавиши на новеньком замудренном "Поливоксе".
Мы играли никому ненужные песни, а они (группа театралов-любителей) этажом ниже, ставили совершенно бездарные и убогие сценки, которые они называли мини-спектаклями.
Санчес играл роль клоуна. Все это было ужасно неубедительно. Ну? какой он клоун? Он – тунеядец, и это было сразу же заметно. Играл он свою роль невыразительно, так же, как и я, этажом выше, спотыкаясь о черные клавиши, чрезвычайно неловко выводил неуклюжие мелодии своей неуправляемой аппликатурой.
Вскоре мы познакомились и решили бежать из своих гнусных проектов.