Читать Недотрога, или нежданная встреча

Господину де Серненвалю было около сорока лет. Он безмятежно проживал в Париже, тратя по двенадцать-пятнадцать тысяч ливров ежегодной ренты, не интересуясь более торговыми делами, на поприще которых прежде сделал карьеру, и довольствуясь в качестве единственного отличия почтенным званием парижского буржуа, метящего в эшевены. Несколько лет назад он женился на дочери одного из своих бывших собратьев по профессии, которой в ту пору было примерно двадцать четыре года. Невозможно представить себе более свежее и пышное создание, нежели госпожа де Серненваль: ну просто кровь с молоком. Нет, это не была дочь граций: аппетитностью своей она была обязана самой покровительнице любви. Не королевская стать, но облик, дышащий сладострастием. Нежный, полный истомы взгляд, очаровательный ротик, упругая округлая грудь – все было в ней сотворено, чтобы будить желания. И даже среди парижских красавиц нашлось бы немного тех, кого можно было бы ей предпочесть. Однако госпожа де Серненваль, наделенная столькими чувственными прелестями, имела весьма существенный духовный изъян. Несносная, преувеличенная стыдливость, чрезмерная набожность и до смешного непомерное целомудрие, из-за которого мужу не удавалось уговорить ее показываться в обществе. Доведя свое поведение буквально до ханжества, госпожа де Серненваль лишь изредка соглашалась проводить с мужем всю ночь, и даже, когда она до этого снисходила, все проделывалось с бесчисленными оговорками и при этом сорочка никогда не поднималась. В искусно прорезанное в портике супружеского храма отверстие разрешалось входить лишь при непременном условии недопущения никаких неприличных касаний, и никаких прижиманий плоти к плоти. Попытка преступить границы, воздвигнутые ее скромностью, привела бы госпожу де Серненваль в ярость, и, попробуй муж это совершить, он рисковал навсегда утратить милости этой пугливой, настороженной самочки. Господин де Серненваль смеялся над этими ужимками, но, обожая свою жену, уважительно относился к ее слабостям. Порой он все же пытался ее наставлять, со всей ясностью давая понять, что, отнюдь не проводя все свое время в церквах или со священниками, порядочная женщина наилучшим образом исполняет свой долг; что главная ее обязанность – дом, неизбежно остающийся без внимания из-за излишнего благочестия хозяйки; что она намного более порадует взоры Всевышнего, живя безупречно в миру, нежели заживо погребя себя в монастырях, и что строить жизнь по образу и подобию Девы Марии куда опасней, нежели проводить ее в обществе надежных друзей, которых она так нелепо сторонится.

– Надо так хорошо знать и любить вас, как я, – добавлял господин де Серненваль, – чтобы не тревожиться всеми этими религиозными упражнениями. Кто может меня уверить, что, как и у подножий алтарей Господних, вы не забываетесь порой на мягких кушетках левитов? Нет никого опаснее этих пройдох-священников. У них заведено, рассуждая о Боге, соблазнять наших жен и дочерей. Прикрываясь его именем, они вечно бесчестят и обманывают нас. Поверьте мне, дорогая, можно оставаться честной повсюду. Не в келье отшельника и не у ног идола добродетель воздвигает свой храм, а лишь в сердце благоразумной женщины, и пристойные компании, что я предлагаю вам разделять, никак не противоречат служению культу добродетели… В обществе вас считают одной из наиболее искренних ее почитательниц, и я в это верю. Однако какими доказательствами я располагаю, что вы действительно заслуживаете такой репутации? Моя вера была бы куда тверже, если бы я видел, что вам удается выстоять перед коварным натиском атакующих: лучше всего подтверждает свою добродетель не та женщина, что ставит себя в обстоятельства, при которых в принципе не может быть совращена, а та, кто достаточно уверена в себе и готова без опаски подвергнуться любым испытаниям.