– Жуткий кошмар! Нули и единицы повсюду. Кажется, я видел двойку. Настоящую двойку.
– Это просто сон, Бендер. Двоек не бывает.
«Футурама»
– Спрошу иначе. Как ты их убивал?
– Один шкет… Он задохнулся… Я не специально! Еще была девочка… Она тоже сама умерла! Истекла…
Глохну от звука выстрела под ухом. Пуля в плечо опрокидывает чиновника на спину. Словно сквозь вату в ушах слышу, как Вика, отбросив пистолет, бормочет проклятия:
– Гад, гад, гад! Ненавижу!
– Е-мое, Вик, что ты наделала…
Гречкин, высокопоставленный чиновник из отдела культуры городской мэрии, корчится на полу, но издыхать не торопится. Ранение не смертельное, и его запас жизненных сил все еще велик. Дебаф кровотечения тикает, снижая здоровье педофила.
– Он гад, понимаешь! Он недостоин жить!
– Ы… – стонет чиновник. – Вы ответите! Я вас в порошок… У-у-у…
– Так, все, собираемся! – трясу Вику за плечи, приводя ее в чувство. – Идем!
– Куда? Его надо добить!
Меня пугает ее настрой, но я вижу, что на ней висят бафы «Ярости» и «Праведного гнева». Хватаю ее за руку и тащу на выход. Пистолет, от греха, беру с собой.
В багажнике внедорожника нахожу канистру и шланг. Сливаю бензин, пока она осматривает другие машины.
– Вот, нашла, – Вика протягивает мне еще одну канистру…
Некоторое время уходит на то, чтобы их наполнить, а потом я возвращаюсь с двумя канистрами бензина в руках в дом. Гречкин вздрагивает в углу за диваном и что-то бормочет. От него тянется кровавый след.
Чертыхаясь, вспоминаю и протираю пистолет смоченным в водке платком, который нашел в боковом кармане друга Гречкина Дим Димыча Димедрола – погрязшего в коррупции и безнаказанности полковника полиции. Вика уходит проделать то же самое с отпечатками в машине Шипы и Лучка. Именно эти два наркомана, подручных Димедрола, оглушив в темном переулке, привезли сюда в багажнике сначала меня, а потом и Вику.
– Что вы здесь делаете? – отчетливо, тщательно проговаривая слоги, спрашивает приговоренная системой особь. – Я не чувствую ног, что со мной?
Всматриваюсь в его профиль. Минус первый уровень социальной значимости повлек за собой многократное снижение характеристик. Дебафы тоже не способствуют активности – крайне заниженный метаболизм, практически полная утрата двигательной функции. После всех его признаний система объявила его особью с отрицательной социальной значимостью и выдала мне системный квест ликвидировать педофила. Этим я сейчас и займусь.
Слышу, как рядом кто-то мычит, и это не Гречкин. Приподняв окровавленную голову, дергает ногой Шипа – он еще жив. Добивать его не хочется, пусть доживает… пока.
Смотрю на настенные часы над дверью – четвертый час ночи. Заливаю бензином трупы, мебель, бильярдный стол, стараясь держаться подальше от горящего камина. Вторая канистра уходит на веранду, деревянную лестницу, ведущую на второй этаж и прихожую. Остатки – на то, чтобы сделать горючую дорожку от дома.
Возвращаюсь в гостиную, держа пистолет через платок, вкладываю его в руки Лучка.
– Не бросайте меня… – бормочет Гречкин. – Миллион долларов… Наличными…
Хватаю с подлокотника дивана зажигалку, оставляю канистры в доме. Окидываю взглядом место нашего кошмара…
Выхожу за порог. Вика встает рядом и опускает голову мне на плечо.