Там, вдалеке, над гранью горизонта, на вспаханных, чернеющих облаках, белесые вкрапления, утомлённого, осеннего дня. Они вспаханы октябрьским плугом: из мыслей, цвета, движений воздуха…
Там, всё это, им отсеяно, вброшено; все, – они «семена» отходящего дня осени, а чернеющие облака – его брови. Они двигаются, будто моргают тем не менее…
Опустим взор, остановим его наблюдательность, предложим шагнуть ближе, к ногам человека, идущего по разбухшей дороге, от позавчерашнего дождя: открыло кран неба господня рука до упора… и рухнули! Жидкие осадки…
Временами из-под сапог, когда вступали они в разжиженный чернозём, месиво вздыхало, вспучивалось, а то, что жиже, брызгало веером. Он машинальна передвигал ноги, перекачиваясь: то – влево, то – вправо, где, как ему казалось, «а вон там тверже».
И, если бы, кто-то мог, пристальнее всмотреться, в сосредоточенные глаза, обрамлённые чуть припухшими надбровными дугами, догадался бы о его усталости: кристаллики зрачков просили отдыха. Тем не менее, склонённая голова, на коричневый шарф, думала, слегка покачивалась, в такт шагам. Мысли трогали воображение…
«Где-то там, не на грани горизонта, а в чёрных дырах Галактики есть иные солнца; пишут учёные: есть скорость большой величины, которую даже трудно представить»… Воображение рисует иные миры, иной язык букв, иную природу: фиолетовую, красную. Хочется душе коснуться того, не земного. Ей-то не спится, то – не сидится внутри тела. И в, эту вот, осеннюю пору, в эту хлябь, побуждает мысли, спросить интуицию: что ощущается при волнении? Земное приелось? …Спиридон чувствовал, что, в этом дне, даже воздух не обычен. «С чего бы так?»
Глубоко вздохнул и медленно, через трубочку из губ, выдохнул волглый воздух; и задумался о своём состоянии. «От чего бы?»
А между тем, из лощины, к которой он приближался, навстречу катился клубящийся вал тумана. Ежесекундно его форма то увеличивалась в объёме, то уменьшаясь, худела, словно дышала. Вал катился торжественно, поглощая, по пути; кроваво-красные плоды шиповника, развешенные и поникшие к земле, саму дорогу… ближе и ближе к Спиридону.
Сблизившись, туманный пришелец, непонятно откуда оживший и когда выращенный, влажным дыханием обнял сапоги, шею, ворот рубахи, окутал всю его фигуру. По телу покатился «ёжик» мурашек, он встряхнул тело, Поднял воротник куртки, помахал руками, потуже стянул шнурки фалдов.
Спиридон понимал, что ответа, на мучавшие его вопросы, нечего ожидать. Разные мысли входили и выходили, из «квартиры» души, потом вновь топтались, шмыгали туда – сюда. Стало в этой «квартире» неуютно, то ли виной тому было предчувствие ожидания необыкновенности, то ли что другое. В воздухе витали некоторые умозаключения, но они не объясняли вопросов, тех, которые были озвучены мыслями раздумий
А что если? – и его осенило: напрягая мысли, думать о том, чего желает, в данном состоянии, душа, его «квартирная жилица», и тем самым умиротворить её ожидание необыкновенности, то есть думать, вызывая зрительные образы неземного происхождения.
Вот-то здорово! – и, при этой, набежавшей мысли, вздрогнуло тело, рассыпались мурашки.