С самого утра льет дождь.
Печка старенькой девятки барахлит, а потому регулятор тепла сейчас выкручен до предела. Плевать, что не зима: когда приходится заезжать в такие районы – мороз по коже. И дело тут вовсе не в погоде.
Матерюсь, попадая колесом в очередную выбоину. Асфальт во дворе уже давно никто не ремонтировал. Быстренько ныряю на свободное место, глушу уставший мотор, нехотя открываю дверь. В салон врывается промозглый воздух.
Вздыхаю. Что делать – работа.
За шиворот ползут настырные капли, воротник свитера не спасает.
Так, что тут у нас? Улица Нефтехимиков, дом двадцать два. Вроде все правильно. Просили проверить именно этот адрес.
Надежда на «авось обойдется» угасает с невиданной скоростью, когда на крыльце интересующего меня подъезда я замечаю белобрысого паренька на вид лет восьми. Сидит на скамейке под проливным дождем. И курит. Да не просто сигареты, а «Беломор» без фильтра. Таких уже давно не выпускают. Где только раздобыл? Наверное, из старых запасов деда умыкнул.
– Привет. А тебе родители курить разрешают?
Мальчишка поднимает не по возрасту мудрые глаза, затем переводит взгляд на дымящуюся папиросу да так и замирает.
– Намокла… – наконец произносит он бесцветным голосом.
Окурок падает под ноги рядом с другими, их на мокром асфальте уже с десяток. А мальчонка лезет в насквозь промокшие шорты, достает пачку, вынимает другую и закуривает снова.
Зациклило. Придется повозиться…
Снимать последствия чужих действий – не самая любимая моя специализация. Без умело зачарованного пантакля не обойтись.
Оттянув ворот свитера, лезу за болтающейся на шее медяшкой. Холодный дождь тут же проникает внутрь, стекает аж до самого пояса. Морщусь.
– А ну-ка, дотронься вот до этого, – как можно беззаботнее говорю пареньку.
Он недоверчиво смотрит на меня. Где-то в глубине сознания бьется живая душа, стремясь вырваться из оков, в которые ее заключили чужие недозволенные слова.
– Смелее, – поторапливаю я. – А потом отведу тебя к маме. Ты ведь давно ее не видел?
У пацана начинает дрожать рука. Похоже, он давно не видел свою мать. Может, неделю, а то и две. Надеюсь, она еще жива.
Суть в том, что он сам должен захотеть прикоснуться к пантаклю. Насильно впихивать «лекарство» – дело неблагодарное. Ничего не произойдёт. Но я вижу, что он хочет дотронуться, хочет спастись. И только чужая воля не дает ему этого сделать.