Макс влетел в прихожую, будто за ним гнались. Андрей даже выглянул на площадку – убедиться, что там никого нет. На часах шесть двадцать утра – самое время для визитов.
– Кривцов, ты че ваще?! – проорал хозяин в спину непрошеного гостя. – Замок чуть не выломал! Я даже ключ до конца повернуть не успел!
Пока приятель возмущался, Макс успел ворваться в комнату и теперь шарил в своем бездонном рюкзаке.
– Блин, где же это? А, вот! – Ранний визитер с победным видом потряс перед носом хозяина толстым конвертом. – Ты утверждал, что кадры, сделанные на цифру, не доказательство! Говорил про всякие технические прибамбасы, как одно изображение накладывается на другое… Говорил?
– Да успокойся ты! – Андрей сделал шаг назад и слегка хлопнул ладонью по конверту из жесткого крафта, что так и порхал у него перед носом на манер крыла гигантской бабочки – вверх-вниз, вверх-вниз.
– Нет, ты, Рюш, прямо скажи: было такое?
– Ну, было.
– Я тогда, между прочим, сильно обиделся: ты ж меня, типа, в мошенники записал.
Андрей ошалел:
– Сбрендил?! При чем тут мошенники?!
– Ну как же? – Макс ехидно прищурился и быстро, как китайский болванчик, покачал головой. – На этом самом месте стоял, нудел: мол, на компе любой дурак может кадр так отретушировать, что фигуры в силуэты превратятся, а потом эти силуэты в другой кадр перебросить.
– Хорош, надоело! Чего принес? Выкладывай!
Макс достал из конверта десятка два снимков и принялся раскладывать их на столе:
– Иди, смотри. Сделаны папашкиным ФЭДом шестидесятых годов. Станция «Новослободская». Два часа ночи. Выдержка максимальная, ручная, если ты, дитя мыльниц и цифровой автоматики, что-то в этом понимаешь.
На снимках были запечатлены разные уголки подземного вестибюля не так давно отреставрированной станции «Новослободская». Вестибюль был безлюден и пуст, если, конечно, не считать теней, которые присутствовали на каждом снимке и сквозь которые просвечивали и знаменитые витражи художника Корина, и лестничный переход на «Менделеевскую», и замершие ленты эскалаторов. Присмотревшись, Андрей увидел, что тени – это силуэты людей, причем не каких-то аморфных, без пола, возраста и социальных признаков, а самых что ни на есть реальных. Стоявшая боком к одному из витражей пышноволосая девушка прижимала к груди толстую папку.
Шахов взял снимок в руки, поднес к лампе и в ярком свете смог различить легкий профиль, будто нарисованный поверх вазонов с экзотическими цветами тонкой колонковой кисточкой. Словно взял кто-то полупрозрачную серую краску и филигранно нанес вздернутый носик, слегка скошенный подбородок, тонкую шею, высокую грудь… Вот нижнюю ступеньку лестницы оккупировала тень старушки, пытающейся втащить огромный баул на колесиках, из которого торчат тонкие прутики-саженцы. Правая нога Родины-матери, занявшей вместе с тянущим вверх ручонки младенцем весь торец вестибюля, показалась поначалу просто размытой. Но нет! Голую, тщательно выложенную мозаикой ступню и толстую, тумбообразную голень тоже перекрыла тень – широкоплечего мужчины с несоразмерно маленькой головой.
Пока Андрей рассматривал фотографии, Макс нетерпеливо, как застоявшийся конь, перебирал ногами. Каким трудом далось ему молчание, стало ясно, когда он начал говорить. Голос прозвучал хрипло, будто кто-то сдавил горло: