⇚ На страницу книги

Читать Вне. Время кануло в облачный дрейф…

Шрифт
Интервал

© Елена Збаражская, 2018


ISBN 978-5-4490-2094-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Закрыть бы городу глаза…»

Закрыть бы городу глаза
с излишней дозой пустоты,
изъять из времени песок,
в котором дни болеют снами,
где тени бьются в потолок,
и в лихорадке бредят дали,
необнажённое дрожит
под спящим солнцем,
или пьяным,
где облака, касаясь крыш,
перерождаются
в туманы.
Закрыть бы городу глаза —
не позволять
смотреться в окна,
чьи стёкла чувствуют закат
под тихий шелест
звёзд морозных,
и танцевать
в бессонных стенах
под песни ангелов
простывших,
творивших море
в чайной кружке,
в которой
утопают мысли,
где в тишине
не слышен отзвук
от хруста
прогоревшей спички.
Закрыть бы
городу
глаза,
которому
ты был
не нужен…

Хмель

Беги отсюда, и вернись.
Колени жгу о землю,
не ведая зачем.
«Голландец» тоже уходил,
а с ветром возвращался.
Я не успела предвкусить
с тобой хмельного эля.
Дай мне возможность
приходить
среди недели пьяной,
и нежностью побыть,
чтобы тонуть
в твоём похмелье —
оно c улыбкою кутит,
и страстно шепчется
«хочу»,
а руки тело обнимают.
Намного слаще утонуть
в тебе
хмельном,
любимом,
чем
быть
в пустых,
холодных
дремлющих
объятьях.
Мой хмель —
твои шептания.
Бросаю
завтра
я дышать с тобой,
и умираю медленно
с похмелья…

Полынь

Пропах полынью дом твой тихий
в часы луны ущербной, властной,
где твёрдость слов, когда-то милых,
толчёным льдом валилась навзничь,
и каждонощно – вдох, как выдох,
питался горечью помятой
сухих бутонов эстрагона —
так одинокость уст дрожала.
Стучали аквилоны в спину,
босые ноги мчались к водам,
и чёрный карлик1 в жёлтых точках
слепил глаза своим приходом.
Целуя дно ручья живого,
слезами воду отравляя,
смывала слой полынной тиши —
застывших дней, где света мало…
…твоя полынь – моя отрава…

Вне

Ты был нужен вчера —
не сейчас,
пока лунное сердце светило
в лупоглазые окна домов,
пока небо держалось для гроз,
не упало на нас,
не разбилось.
Время кануло в облачный дрейф,
под навес умирающих звёзд,
в какофонию шёпота птиц,
на примятые травы…
…я здесь…
топчу серое небное море,
и не надо руки тянуть.
Спокойно.
И бумажные ангелы есть.
Не сгорают они,
как плесень —
жизни больше в них,
чем
в тебе.
Ты был нужен вчера,
а сегодня —
навсегда —
хочу
плыть с туманами
проседью,
и следы
отпечатывать
вне…

я Зима

Нет меня в тишине,
не видна.
Я под слоем пергаментной стружки,
и вовнутрь унылые ангелы
возвращаются,
словно с прогулки.
Есть вчерашние дни под надгробьем,
сверху вмятины две —
от следов,
и засохшие листья от прошлого
обдуваются розой ветров.
В пустоте обескровлены стены,
тени сущностей что-то бормочут:
я для них, как предмет
совершенный,
едкий ком среди масс одиночек.
Сон в проветренных мыслях,
сугробы,
и предчувствие долгих молчаний.
Я зима.
И уставшая вьюга.
Рассыпаюсь в себе снегом мрачным…

Оторопь

Оторопь снежная в трафиках города зябко сползает усталостью мёрзлой
с дальних ступеней небесного морока – пледом из ста беспорядочных капель.
И прикрывает умершую осень с ворохом чувств и унылых надежд,
бланжевым голосом трогая воздух.
Нам не вдыхать его пылкую нежность.
Мы на обрывках написанных песен, в шатких возможностях видеть рассвет,
и не причастны к слезам этой вечности.
Мы соль морей под дрожаньем ресниц.
Наш горизонт обрисован печалью – дали собой приютили ветра,
и только белая оторопь в мыслях, и холода,
                                                                  холода,