1989
Все началось именно там и тогда – в канун нового 5750 года, на перекрестке Адам в Иорданской долине, куда меня вместе со случайной попутчицей забросил тремп>1.
Автобусы здесь не останавливались. Место было безлюдное. За выгоревшим полем и редкими деревцами виднелось небольшое арабское село.
Уже чувствовалась осень. Изнуряющая жара ушла. Я огляделся, пытаясь рассмотреть мост через Иордан. Судя по его названию – Адам – это могло было быть как раз то место, где «встали воды», когда сыны Израиля входили в свою землю. Но с дороги ничего толком нельзя было разглядеть.
Попутчица, девочка лет шестнадцати – миниатюрная сефардка, скорее всего йеменка>21, большеротая и большеглазая, с круглым кукольным личиком – с любопытством поглядывала на меня. Я на нее старался не смотреть и все же не мог не заметить, какое живописное рванье болталось на ее худеньком тельце: джинсы и майка были определенно с помойки, а драные сандалии вообще не понятно, как не сваливались с ноги. «Ну и дрань, – подумал я. – Вот к чему приводит светское воспитание… Уже до сефардов это дошло…» Я вытащил книгу псалмов и стал читать, предоставив голосовать йеменке-хиппи. Лучше молоденькой девушки с этим заданием все равно никто не справится.
Машин не было.
Прошло минут двадцать, я уже стал немного беспокоиться и иногда поглядывал на дорогу и на часы… Когда я оторвался от книги в очередной раз, прямо на меня смотрел молодой араб.
Я не понял, откуда и когда он возник… Вынырнул откуда-то сзади. Видимо, пришел из той деревни неподалеку.
Я внимательно оглядел нового персонажа. После того как два года назад началась интифада, то и дело какой-нибудь палестинский патриот бросался с ножом на еврея. Но этот парень серьезных опасений не вызывал: без вещей, в облегающих джинсах и в выгоревшей до неопределенного цвета футболке.
Я продолжил чтение, изредка поглядывая на араба, который время от времени голосовал проезжавшим палестинским машинам.
Минут через десять со стороны перекрестка подошел долговязый и лохматый светловолосый парень. Несмотря на потрепанный вид, он вызывал полное доверие: глаза у него были какие-то хорошие – живые, внимательные, трогательные очки с толстыми линзами в крупной роговой оправе сидели на носу кривовато. Точно такие же много лет назад носил мой отец. Парень сбросил со спины внушительного размера рюкзак и молча на него уселся.
Уже через несколько минут он задремал и – внезапно свалился с рюкзака. Отряхнувшись и оглядевшись, парень направился прямо ко мне.
– Слиха, ата йодеа… – начал он с чудовищным русским акцентом и запнулся, не зная, что говорить дальше.
– Вы можете говорить по-русски, – успокоил его я.
Парень заметно оживился.
– Я хотел спросить, далеко ли отсюда до «горы Искушения»?
– Не слышал о такой горе.
– Это гора, на которой сорок дней постился Иисус Христос и где ему являлся дьявол.
«Да он не еврей», – подумал я, пристально оглядев собеседника.
– Я русский, – сказал парень, заметив мой оценивающий взгляд. – Христианин. Евангельский. Как турист сюда приехал. Меня Андрей зовут.
– Ури, – представился я.
«Турист? Из России? Странно: только приоткрылся „железный занавес“ – и вот человек первым делом направился не в Париж, не в Нью-Йорк, а в Иерусалим! Бывают же такие», – подумал я и снова углубился в чтение.