Полуночный звон торжественно и печально плыл над облаченной в туман долиной Темзы, гулко отдаваясь под сводами моста, чья утратившая былое величие громада все еще отражалась в мглистой реке. Этот звук растревожил ворон в просторном, неухоженном парке, разбитом на месте бывшего Сохо. Вспугнутые птицы взмыли в небо. Затмевая редкие звезды, они ведьминским хороводом закружились над башней, венчающей древний Вестминстер…
Впрочем, эта немного зловещая картинка существовала лишь в воображении смотрителя. Здесь, почти в двадцати милях от исторического центра Старого Лондона, источника печального звона – отреставрированных часов Биг-Бена – даже в холодном свете слегка ущербной луны было не разглядеть. Ну так, Дукласу макГрегору и не хотелось этого. Это звон для него означал лишь, что пробило полночь: время выходить из сторожки для еженощного обхода Музея.
Вот уже более десяти лет он, Дуклас макГрегор, добровольный и бессменный сторож-смотритель Музея, совершает этот ритуал. И ведь не надоедает! А какие еще привычки могут быть у человека, которому пошел четвертый десяток? И не просто четвертый десяток, заметьте, а четвертый десяток после первой сотни! Не позднее, чем через месяц друзья могли бы поздравить Дукласа со статридцатипятилетием. Если бы могли говорить…
С привычным, но оттого не менее приятным замиранием сердца смотритель вошел в Главный ангар – зал больших механизмов. Мягко вспыхнуло ночное «половинное» освещение под высоким спектролитовым колпаком. Следуя ритуалу, макГрегор прежде всего поздоровался со своим лучшим другом. Не вслух, разумеется. Просто, сдержанно, как и полагается джентльмену, поклонился редчайшей находке, обнаруженной в развалинах депо на территории бывшего Екатеринбурга – целехонькому, в густом солидоле законсервированному паровозу. Годному к эксплуатации! Первой половины двадцатого века! Второй поклон угрюмо нахохлившемуся, бессильно свесившему лопасти большого винта, жутковатому красавцу – ударному вертолету «Апач». Начала двадцать первого, между прочим!
Постоять между этими горделивыми воплощениями гениальной мощи предков, вдыхая едва заметный аромат смазки и древнего железа – тоже традиция. Постоять и подумать о величии Мастера Холмса Уотсона – Основателя коллекции Музея. Что и говорить – гений!… Хотя и моложе почти вдвое его, Дукласа…
Выдержав обусловленные торжественностью момента три минуты, смотритель неторопливо двинулся вдоль рядов больших и не очень механизмов, мирных и военных, целых и полуразобранных, проржавевших, но отреставрированных – и новеньких с иголочки, словно вчера соскользнувших с конвейеров и стапелей. МакГрегор переходил из зала в зал, приближаясь к последнему экспонату, возле которого должно завершать обход.
– Вижу одну!
В стылом воздухе шепот прозвучал как свист невиданной ночной твари. Голос исходил от крупного валуна, примостившегося на невысоком пригорке у берега. С пригорка открывался прекрасный вид на Музей Древней Техники. В слабом ночном освещении тот казался небрежно брошенной на землю цепочкой из семи звеньев-ангаров. Луна заходила, сквозь туман еле пробивались огни внутренней подсветки Музея.
– Или две?
Второй голос исходил от соседнего валуна, внезапно выступившего из мглы.