Ангелика сидела на берегу, спрятавшись в тени большой кокосовой пальмы, и наблюдала за Алессандро. Тот поднял с земли сверток – завернутый в одеяло труп дочери, захватил нож-мачете и направился вдоль берега, оставляя за собой ровную цепочку следов на песке.
– Куда этот ненормальный пошел? – Винченцо перестал елозить спиной по земле и посмотрел вслед Алессандро.
– Оставь его в покое, – сказала синьора Полетте, рассматривая кокосовый орех в руках. – Пошел дочь хоронить. Не иначе. Господи, дай ее душе успокоение вдали от отца… Возьми лучше, открой мне этот орех, – синьора Полетте протянула кокос Винченцо. – Алессандро говорил, там внутри молоко.
– Кокосовое, – донеслось с берега, где Эбигейл плескалась в полосе прибоя. – И мне тоже один.
Винченцо взял из рук синьоры Полетте кокос, посмотрел на обнаженную Эбигейл в воде, осклабился, облизал сухие губы.
– А что взамен получу?
– Спасибо, – донеслось с берега.
– Засунь его себе в… – улыбка исчезла с лица Винченцо, когда он встретился взглядом с Кирком.
Кирк сидел в одних трусах на песке, прислонившись спиной к стволу пальмы, и смотрел на него, сузив глаза. Мотнул головой, когда поймал взглядом взгляд Винченцо, кивнул в сторону Эбигейл.
– Fottiti[1], – сплюнул Винченцо и отвел взгляд. – И что мне делать с этим? – Винченцо подбросил кокос, поймал, повернул голову к синьоре Полетте.
– Открыть. Что же еще с ним делать?
– И чем мне его открывать? Зубами? Нож тот идиот забрал, – Винченцо кивнул в сторону Алессандро, успевшего скрыться за поворотом.
– У нас же были еще ножи, разве нет?
– Консервные, но ими вы и черепную коробку себе не вскроете, – Винченцо хохотнул, поднялся с земли, потянулся, затем посмотрел по сторонам, увидел пальму в пяти метрах от лагеря и двинул к ней. Остановился в двух метрах от пальмы, ухмыльнулся, размахнулся и запустил кокосом в ствол. Пальма вздрогнула, вверху что-то зашуршало. Винченцо не успел глазом моргнуть, как рядом на песок упали два кокоса, едва не стукнув его по голове.
Ангелика хихикнула. Кирк расхохотался.
– Dummie[2]!
Винченцо обернулся, что-то пробормотал, затем поднял один из кокосов, отошел от пальмы метров на пять, снова размахнулся и запустил кокосом в пальму. Глаз подвел Винченцо. Кокос пролетел в полуметре от ствола и скрылся в джунглях, нависших над берегом.
– Hey, man! You're loser[3]! – крикнул Кирк.
– Fottiti! – послышалось в ответ.
Винченцо уперся о шершавый ствол пальмы, той самой, которую бомбардировал кокосами, и давай тереться спиной. Блаженство появилось на его лице, изо рта понеслось мычание.
Ангелика улыбнулась. Понимала его. И сама, едва ступила на берег, сразу принялась кататься спиной по пляжу. Каким же невероятным наслаждением было ощущать твердую поверхность! Вряд ли это поймет обычный человек, сухопутная крыса, для которого земля под ногами так же естественна, как и воздух, которым он дышит. А вот окажись он на неделю-другую вдали от берега на резиновом плоту или лодке, желание потереться спиной о твердую поверхность станет для него таким же сильным, как желание напиться для изнывающего от жажды.
Ангелика заметила, как Винченцо снова взял в руки кокос, на этот раз размером меньше, чем предыдущие, поднялся на ноги, отступил от ствола подальше, размахнулся и бросил кокос. Кокос ударился о ствол пальмы, отскочил и упал на горячий песок.